О дефиците

После октябрьского переворота жизнь советских граждан проходила в условиях постоянного дефицита, прямым следствием которого были постоянные очереди. О послереволюционном, довоенном дефиците могу судить по книгам и по рассказам родителей и бабушек. А дефицит, который существовал после войны вплоть до распада СССР, помню уже сам. С раннего детства. То есть слова такого я в раннем детстве не знал, но помню, как в дом приходила какая-то женщина, которую взрослые за глаза называли «спекулянтка». Помню в связи с ее появлениями слово «отрез» - видимо, она приносила ткани для  шитья одежды. Из чего следует, что и тогда в магазинах готовой одежды женщины не могли купить ничего хорошего, но и тканей в продаже не было. Про дефицит продуктов сельского хозяйства я писал уже, но дефицитом всегда были и промышленные «товары народного потребления». Удивительного тут ничего нет. Я помню, как в школе нам внушали, что легкая промышленость, которая выпускала такие товары, это что-то второстепенное, малозначащее. Без этого, конечно, не обойтись, но главное, безусловно, это тяжелая промышленность, выплавка чугуна и стали и производство средств производства. В основном – для последующего производства средств производства. А уж если останутся какие-то незадействанные производством средств производства мощности, то можно их и на всякие станки для легкой промышленности пустить. В результате практически все «товары народного потребления» были дефицитом.  А стремление заполучить дефицит объявлялось мещанством, пережитком прошлого, которое надо искоренять. Помню, как в юности восторгался юным героем пьесы Розова в «Поисках радости» (популярный фильм по этой пьесе с молодым Табаковым назывался «Шумный день»), который отцовской саблей рубит мебель, которую понатащила в квартиру мещанка-невестка. И только когда я стал взрослым, и у меня появилась семья, свое жилье, я сообразил, что эта несчастная, всеми осуждаемая Лена всего-то хотела приобрести мебель для своей новой квартиры. А придти в магазин и купить разом все нужное было невозможно, все нужно было «доставать», бегая по магазинам и выстаивая в очередях (иногда – по предварительной записи, такие очереди занимали месяцы, а то и годы) или покупая «по блату», «с черного хода», с переплатой. Вот и покупала «впрок», в ожидании квартиры, которую обещало дать государство (жилье тоже было дефицитом). И так жила вся страна.

По молодости в студенческие годы, меня дефицит в целом мало беспокоил. Тряпки  меня особо не волновали, слава богу, что у нас вся компания была такая – никого не интересовало, кто как одет, не было ни зависти, ни переживаний из-за невозможности купить джинсы или что-нибудь в этом роде. Девушки из нашей институтской компании, вероятно, относились к этому несколько иначе, но с нами они эти темы не обсуждали.  Но был один вид дефицита, который затрагивал и волновал нас всех – книжный. В СССР дефицитом были книги. Правда, не все. Книжные магазины имелись, и полки в них отнюдь не пустовали. Они были заставлены «общественно-политической литературой» - работами «классиков марксизма-ленинизма», сборниками речей Хрущева, потом – Брежнева, стенограммами партийных съездов и т.д. Все это выходило огромными тиражами. Часть тиражей шла в библиотеки по всей стране и оседала там на полках, остальное стояло мертвым грузом на полках магазинов и лежало на складах. Наверно, время от времени все это списывалось и шло в макулатуру, иначе никаких складов бы просто не хватило, поскольку новинки появлялись непрерывно, речей партийные руководители произносили множество, и съезды проводились регулярно. Но у населения такую литературу в макулатуру не принимали. В отделах художественной литературы полки тоже были заставлены произведениями классиков советской литературы, которых никто не читал, тем более не покупал. Эти произведения и в библиотеках, куда их тоже отправляли по разнарядке, не бывали потрепанными. А вот те книги, которые люди хотели читать, купить было невозможно. Некоторые из таких книг выходили массовыми тиражами – тираж в 100.000 не был диковинкой. Но читающих людей было много больше, тираж мгновенно расходился, а допечаток не бывало. То ли производственные мощности типографий и целлюлозно-бумажных комбинатов были ограничены, то ли власти не хотели баловать людей, идти у них на поводу, обеспечивая им чтение по вкусу вместо чтения, рекомендованного сверху. Но так или иначе, популярные книги были дефицитом. Существовал, естественно, «черный рынок». В Ленинграде он долгие годы существовал на Литейном, на пустыре позади магазина подписной книги. Потом, после повторяющихся милицейских налетов, в ходе которых хватали и продавцов, и покупателей, рынок перебрался куда-то в Купчино. Мы на этот рынок не ходили, чтобы не травить душу. Тамошние цены, о которых мы слышали, были неподъемными для нас. Помню, что томик Кафки, выпущенный в 1965 году, стоил 70 рублей. Правда, и тираж был не массовый по тем временам, по слухам, 25-30 тысяч (вопреки обыкновению, тираж не был указан в выходных данных книги), причем большая часть тиража ушла за границу. Для сравнения могу сказать, что когда после института в 1968 году я стал работать инженером-технологом, зарплата моя была 80 рублей в месяц (правда, была еще прогрессивка – 24 рубля). Книги, менее одиозные выходившие бОльшими тиражами, стоили на черном рынке 20-30-40 рублей.