«На войне»

 «Война», то есть занятия на военной кафедре,  была, если судить по количеству учебных часов, вторым по значимости предметом в институте – после разновидностей марксизма-ленинизма. Два года мы проводили на военной кафедре целый учебный день. Мы, конечно, завидовали нашим немногочисленным сокурсницам, поскольку у них этот день был выходным. Вообще над «полковниками» с военных кафедр студенты смеялись, про них рассказывали анекдоты. Запомнил один:

Загадка: вокруг дубы, а в середине елочка. Что это такое? Ответ: Это полковники справляют новый год у себя на кафедре. Но наши полковники были, видимо, нетипичные. Конечно, некоторый элемент армейской дубоватости в них присутствовал, но в целом это были отличные специалисты, которые хорошо знали предмет, при этом не придирались и не окаянствовали. И не занимались пропагандой – это были специалисты, а не замполиты, а разговаривали с нами по-человечески – в той степени, в какой вообще можно разговаривать по-человечески в рамках воинского устава.  Особенно в этом смысле запомнился полковник Симаров – тем более, что мы с ним после четвертого курса ездили на военные сборы. Очень на нас подействовало, когда он нам как-то сказал что-то в этом роде: «Я вас хочу научить, чтобы, если не дай бог, война, вы не пошли на эту войну, ничего не зная и не умея, как мы в 41». Несмотря на весь свой антисоветизм, к Великой Отечественной мы тогда относились серьезно, и слова эти нас впечатлили. Учебный материал полковники излагали хорошо, в итоге мы выучили устройство станции наведения назубок. Но и рассказывали кое-что помимо программы. От Симарова мы узнали, тогда еще, что, когда сбивали Пауэрса, сбили и советский истребитель, и как и почему это произошло. Был еще занятный эпизод. Мы на «войне» изучали состав ВВС США; в ту пору шла война во Вьетнаме и мы, читая газетные сообщений о числе сбитых во Вьетнаме американских самолетов, понимали, что если верить сообщениям из Вьетнама, американские ВВС были там уничтожены полностью, причем не один раз. Спросили у Симарова, откуда берутся эти цифры. Он совершенно серьезно объяснил нам, что у вьетнамцев сбитые самолеты фиксируют наземные наблюдатели, которых довольно много, сидят они густо. Сколько наблюдателей доложит о сбитом самолете, столько и считают сбитыми. Если сбитый самолет увидел один наблюдатель, стало быть, сбит один. А если такой самолет увидели 10 наблюдателей, то десять. Понять, шутит Симаров или нет, было невозможно. Но, во всяком случае, его объяснение хорошо согласовывалось с газетными цифрами. В России, конечно, число сбитых по-простому брали бы от фонаря, а на Востоке, видимо, врут изощреннее.

Короче два года проводили мы среды на военной кафедре, потом был тяжелый экзамен. Все учебные материалы были, понятно, секретные, так что готовиться к экзамену нужно было на кафедре, получая книги и собственные конспекты под расписку у секретчиков. Дело было в летнюю сессию, стояла июньская жара, окна на кафедре выходили на солнечную сторону, при этом были замазаны белилами и не открывались, чтобы враг не подсмотрел военные секреты. Вентиляции не было, духота в классах была страшная, а мы там целый день просиживали. Тяжело было. Но в итоге подготовились как-то, я вот получил пятерку, вполне заслуженную. А после сессии мы поехали на сборы, в ракетный дивизион, где мы должны были пройти подготовку на реальной станции, а не на имитаторах, принять присягу и получить офицерские звания. Об этом в следующий раз. Пока скажу только, что до этой поездки у меня сохранялась иллюзия, будто хотя бы в армии  существует порядок. Побывав в армии, я от этой иллюзии избавился.

А вот фотография части нашего взвода на сборах.