Краинский 

Знакомство с Краинским произошло в феврале 1963 года, когда мы все пришли в институт, чтобы начать учебу. (Я писал уже, что из-за странных хрущевских экспериментов в образовании «стажники» в тот год начали учиться нормально со второго семестра, а «школьники» на первом курсе учились в режиме вечернего обучения – работали и учились 4 раза в неделю; на втором курсе произошло слияние и далее уже шла нормальная учеба.) Краинский был «стажником».

Когда мы знакомились, он назвался Сашей. Когда познакомились поближе, выяснилось, что зовут его Исай, но он предпочитает называться Сашей. Его можно понять. Наверно, не очень приятно было быть Исаем в советской школе. Правда, не думаю, что это имело такое уж большое значение. Бьют, как известно, не по паспорту. А Саша-Исай был  невысок, худощав, и имел выраженную еврейскую внешность – типичный рыжекудрый еврейский мальчик с бледным лицом и веснушками.  При этом он был еще и сильно близорук, печальные еврейские глаза казались совсем огромными за толстыми стеклами очков. А когда он снимал очки, выглядел, как все близорукие, совсем беспомощно. Быстро выяснилось, что Краинский – отличник по сути своей. Но не вполне типичный. Он не был зубрилой, хотя занимался много. Но не ради оценок, ему просто нравилось учиться, он делал это с удовольствием, без напряга. Я как-то спросил у него, как это он так рано чертежи сдает. Саша мне объяснил, что он чертежную доску с чертежом со стола не убирает, и каждый раз, когда проходит мимо, проводит пару линий. Видно, он много двигался по квартире, потому что чертежи всегда сдавал первым.

Учеба давалась ему легко потому, что он был очень способный, это чувствовалось. На математике, на лабораторных по физике он легко и быстро соображал. Но при этом он не был отличником, никогда не получал повышенную стипендию, не получил и красный диплом. По всем «техническим» наукам он имел твердую пятерку без вопросов. Но, помимо «технических» наук, в программу институтского обучения на каждом курсе, в каждом семестре, входили науки марксистко-ленинские – история КПСС, марксистко-ленинская философия, научный коммунизм, политэкономия… По этим предметам у Саша пятерок не было. Он честно учил, как-то чуть не со слезами пожаловался мне: «Я учу, стараюсь, я все знаю, но, когда начинаю отвечать, мне просто не выговорить все эти слова». Это было очень любопытно, поскольку, в отличие от всей нашей компании, Саша не был явным антисоветчиком – по крайней мере, в разговорах соответствующих не участвовал.

И вообще он в нашей компании никогда не был «своим». Он не курил и мало пил, но дело было не в этом, Леня Гутман тоже не курил и мало пил, но он был свой, его любили все. А Саша был «чужой». Наверно, не было точек соприкосновения. Он, как я уже сказал, не ругал советскую власть. Но он еще и не интересовался спортом, никогда не говорил о прочитанных книгах, о фильмах, о музыке, живописи. Он готов был увлеченно говорить об учебе, о науке, но ходе внеинститутского времяпровождения эти темы не были популярны у нас в компании. И в преферанс он не играл, а мы все тогда преферансом очень увлекались. Так что тем для просто разговора не было. При этом Саша очень любил шутить. Шутки его нам всем казались крайне неудачными, и они никак не способствовали наведению мостов. Враждебно к Саше никто не относился, конечно, никто ему не говорил ничего плохого, но он, наверно, чувствовал, что «не свой». Так что после попыток сближения на первом-втором курсе Саша от нашей компании отдалился. Он был умный и понял ситуацию, и был, полагаю, слишком горд, чтобы навязываться. Так что в основном наше общение в дальнейшем происходило только в институте. В кино, кстати, с лекций, как все остальные, он тоже никогда не бегал. Неподалеку от института построили кинотеатр «Выборгский, и начало сеансов там совпадало с началом наших «пар». Так что мы успевали после окончания одной пары к началу соответствующего сеанса, и успевали вернуться к началу следующей после пропущенной пары. В кино бегали чаще всего с лекций по марксизму-ленинизму. А Сашка оставался и честно конспектировал. Хотя и без толка.