Вторая встреча с милицией

(окончание)

А потом Вовка стал взрослым и женился. Жена у него была маленькая, тихая, востроносая, похожая на птичку. И удивительным образом, в нижней квартире наступила тишина. Впервые за тридцать лет там не стало вечерне-ночных скандалов. А потом Вовка с женой съехали, обзаведясь каким-то жильем, Ира осталась одна, так что тишина была полностью гарантирована.

При всем при этом сама Елпидофоровна очень не любила шум. Когда наша дочка начала ходить, ей «по науке», во избежание развития плоскостопия, купили тапочки на твердой подошве. И Елпидофоровна неоднократно приходила к нам и возмущалась, что топанье полуторагодовалого ребенка в дневное время мешает ей жить… А когда Женя подросла, и стала ходить во двор гулять, постоянно делала ей замечания по поводу ее манер.

Но при этом отношения были нормальные. Примерно в это время Елпидофоровна стала болеть, Ада делала ей уколы, она в то время работала на «скорой» и заскакивала для этого домой…

Так вот, году, наверно, в 79 традиционный наш с Юрой день рождения отмечали у нас. Дело был в июне, дочка была на даче с моими родителями… Компания наша к тому времени по разным причинам несколько поредела, но человек 10-12 собралось. Мы были уже вполне взрослые, дело шло к 35, то есть, как утверждал Тынянов в «Пушкине», к «возрасту угасания». Песни уже к этому времени хором не орали, исполнение было исключительно сольное, под гитару, музыку громко не включали. Но, конечно, какой-то шум от компании подвыпивших людей всегда есть, а окна были открыты. Да и курить иногда выходили на балкон, ночь была теплая белая. К этому времени салатом оливье с колбасой закуска не ограничивалась (в ту пору обязательным блюдом была молодая картошка, которая появлялась к этому времени на рынке), готовились, понятно, заблаговременно, запасая «дефицит».  И даже «сладкое» было, домашние торты, «казенных» не признавали, домашние были не в пример вкуснее. Так что все было вполне благопристойно. Сидели, как в старые времена, всю ночь, наступил момент «сладкого» стола, недопитые бутылки со стола убрали (прошли времена, когда выпивали все, что было, сколько бы ни было). И в это время раздался звонок. Открыли дверь – два милиционера. Сказали, что поступила жалоба на шум, вошли в квартиру. Увидели довольно чинную и практически трезвую к этому моменту компанию, сидящую за столом с кофе, чаем и тортом. Наверно, и рояль в комнате на милиционеров тоже подействовал. Короче, они явно смутились, стали извиняться, мол, мы все понимаем, уж извините, но был «сигнал», мы обязаны были проверить. Сказали на прощание: «Вы уж поосторожнее, если соседи такие в квартире 72 живут» и ушли, извинившись еще раз за испорченное веселье.

В квартире 72 жила Елпидофоровна.

Обидно было ужасно. Конечно, мы шумели. Но можно же было позвонить или подняться на этаж, попросить, чтобы потише, чтобы спать не мешали. Не говоря уж о том, что ситуация напоминала старый анекдот, который заканчивается фразой: «И эти люди говорят мне, чтобы я не ковырял в носу». Веселье было если не испорчено, то подпорчено. Гостям было неудобно, а нам с Адой было очень обидно, что вот так, не по-людски. Отношения выяснять не стали, здоровались на лестнице, Ада продолжала уколы делать.

Но осадок, конечно, остался. До сих пор неприятно вспоминать.