В детские годы я был «стихийным атеистом», в бога не верил, о религии знал очень мало. Дома разговоры об этом не велись, только бабушка по маминой линии иногда вспоминала уроки закона божьего, о которых у нее остались очень неприятные воспоминания, поскольку ее за плохое поведение ставили на колени на горох. Так что о религии (точнее, о христианстве) я знал только из книг, в которых о религии ничего хорошего не писали. Был роман «Овод, который я очень любил, была «Библия для верующих и неверующих» Емельяна Ярославского, который писал о религии язвительно и злобно, да были разные истории про инквизицию. Судьбы Галилея, Бруно и Жанны Д’Арк симпатий к религии не добавляли. Так что о религии я почти не думал, а если думал, то плохо, и интереса у меня эта тема не вызывала. Интерес – даже не к религии, а к личности Христа, – появился в 9-ом классе, когда мне попался распространяемый в самиздате (правда, тогда этого слова еще вроде и не было), то есть в машинописном виде, доклад доцента ЛГУ филолога Зайцева «Космические реминисценции в памятниках древней письменности» (получивший широкую популярность в СССР документальный фильм «Воспоминания о будущем»  на эту тему вышел только лет через десять). В этом докладе речь шла о том, что в памятниках древней письменности имеются свидетельства посещения Земли инопланетянами, которых люди древности принимали за богов.

Отголосок этой темы можно найти в «Трудно быть богом» Стругацких, которые Зайцева наверняка читали:  

«- Горан Ируканский в "Истории Пришествия" писал: "Когда бог, спустившись с неба, вышел к народу из Питанских болот, ноги его были в грязи".

— За что Горана и сожгли.

— Да, сожгли. А сказано это про нас».

В своем докладе Зайцев анализировал разные древние тексты, но больше всего он писал о «Новом завете», предполагая, что Иисус был врачом космической экспедиции пришельцев. Написано это было – во всяком случае, так мне казалось в 15 лет – очень убедительно. Скажем, молитву в Гефсиманском саду Зайцев трактовал как сеанс радиосвязи Иисуса с базой. Оказавшись в безвыходной ситуации, пришелец просил командира по возможности помочь ему , как у Булгакова Иешуа говорит, что Левий Матвей ). Но помощь пришла с опозданием…

Короче, все эти истории очень меня впечатлили, и появилось желание узнать побольше о Христе. Желание это лишь усилилось после статьи в «Ленинградской правде». В статье Зайцева обвинили в пропаганде поповщины. Почему-то советская антирелигиозная пропаганда напрочь отказывалась  признавать самую возможность существования исторического прототипа у евангельского Христа. При том, что историчность Мухаммеда и Будды признавалась без возражений. Возможно, когда закладывались основы принципов этой пропаганды, о Будде и Мухаммеде просто не подумали, и не были выработаны железные и нерушимые инструкции по отрицанию. А по поводу Христа – были. Об этом очень забавно написано у Булгакова (разговор Ивана Бездомного и Берлиоза). В статье аргументация была примерно такая же, автор едва ли читал в 1960 «Мастера и Маргариту», просто принадлежал к той же пропагандистской школе. В статье, помнится, говорилось, что некоторые незрелые читатели задают вопрос: «Что вредного в докладе Зайцева? Он же вроде как развенчивает миф о божественном происхождении Христа, а считает его обычным человеком, хоть и с другой планеты?» Но это следствие именно незрелости и непонимания того, как коварно ведется пропаганда религиозного дурмана. Попам только дай зацепиться за то, что Христос действительно существовал – они после этого сумеют обернуть дело так, чтобы заставить легковерных поверить, что этот реально существовавший человек был сыном божьим. После этой статьи желание ознакомиться с первоисточником у меня  только усилилось, и мама раздобыла где-то у знакомых Новый Завет, который я тут же прочитал с огромным интересом. Книгу пришлось отдать, но в институте Валерка Ролич, у которого были какие-то верующие знакомые, узнав о моем интересе к Новому Завету, раздобыл книжку и подарил мне, за что я ему навсегда благодарен. С тех пор я перечитывал Новый Завет множество раз, больше, чем любую другую книгу, включая романы моих любимых Стругацких.

                                                                

(продолжение следует)