Кисловодск

(продолжение)

Да, я забыл написать, что поездка в такси с вокзала к санаторию — это тоже было яркое впечатление. У бабушки с дедушкой в то время уже была "Победа" (до сих пор помню номер — ЛЕ-08-20), так что сама по себе поездка в автомобиле для меня была не в диковинку. А вот в такси ездить доводилось очень редко, так что это тоже было событие.

Удивляюсь тому, сколько помню о той поездке в Кисловодск в шестилетнем возрасте. Конечно, это был первый дальний летний выезд на юг, до этого дальние поездки были только в Архангельск и обратно. А лето проводил на даче. В три года — в деревне с таинственным названием Рауту (теперь это прозаичное Сосново). Оттуда помню только, как бежали по тропинке через поле с высокой травой (или рожью?) вслед за лисой, утащившей хозяйскую курицу, и на тропинке то тут, то там нам попадались перья…

В четыре года — Разлив (это где музей-шалаш и музей-сарай Ленина, не знаю существуют ли они теперь). Оттуда помню, как мы сидим с какими-то детьми в песочнице, у меня серый металлический грузовичок с красными колесами, и я пытаюсь заправить его песком через соломинку, вставленную в радиатор. И еще помню, как учусь кататься на велосипеде. Мне на день рождения подарили настоящий двухколесный красный велосипед. Конечно, детский, без "свободного хода", как в подростковом "Орленке", о котором мне еще несколько лет только мечтать, но все равно это счастье. И осталась картинка — на пыльной дороге я еду на велосипеде, а мама придерживает меня сзади за седло. А потом начинает отпускать ненадолго, и я еду сам! А потом уже я еду вообще совершенно самостоятельно. А про то, как на этом велосипеде с ходу сиганул с крутой горы, так что маме только и осталось смотреть мне вслед, я помню только из маминых рассказов. Она говорила, что жутко испугалась. Я понял, что это за страх много позже...

А в пять лет — Мюллюпельто под Кексгольмом. Мало, наверно, осталось людей, которые знают, что это поселок Коммунары под Приозерском. А в ту пору все по привычке использовали старые, финские названия, новые были еще не в ходу. Зеленогорск тогда все называли Териокки, Солнечное — Оллила. Только, сколько себя помню, Репино почему-то всегда было Репиным, старое название Куоккала я услышал много позже. Про Коммунары помню, что там всю компанию детей-дачников примерно моего возраста мальчик постарше научил ругаться матом; мы знали, что это что-то запретное, и потому приятное, хотя значение новых слов не понимали. А еще помню, как пришла мне в голову идея прокатиться с крыши финского уличного погреба, крытого дранкой. Дранка выглядела вполне безобидно, но в итоге я разодрал себе в хлам заднюю поверхность бедра ниже штанины трусов. Помню, как побежал, чтобы было не так больно. А потом мама вытаскивала иголкой множество заноз… И еще помню, что у хозяев был большой каменный сарай, и там жили свиньи и курицы. А под крышей на стене были ласточнины гнезда, и ласточки носились по лужайке перед сараем на бреющем полете, хотя дождей не помню. И было много цыплят, они росли на моих глазах от совсем маленьких до уже вполне съедобных; я с ужасом увидел, как этим цыплятам, которых я кормил, рубят головы… И еще помню, что на дачу ездили с Финляндского вокзала на поезде, именно на поезде, электричек еще не было, были поезда с небольшими зелеными вагонами и, конечно, с паровозом. Это было гораздо интереснее, чем в появившихся вскоре электричках.

Вот, пожалуй, и все, что я помню об этих летних выездах на дачу. Конечно, я тогда был младше и помнить и должен хуже. Но ведь и о второй поездке в Кисловодск я помню гораздо меньше. А это было в 1954 году, мне уже 9 было, три года в детскую пору — огромная разница…

И все же о той, летом 1951, помню, наверно, больше, чем обо всех остальных летних дачах и поездках моего детства вместе взятых. Не знаю, почему.