Вчера в связи с картинами Карьера вспомнил стихотворение Маяковского "Театры". И потом перечитал его.

Рассказ о взлезших на подмосток
Аршинной буквою графишь,
И зазывают в вечер с досок
Зрачки малеванных афиш.
Автомобиль подкрасил губы
У блеклой женщины Карьера,
А с прилетавших рвали шубы
Два огневые фокстерьера.

И лишь светящаяся груша
О тень сломала копья драки,
На ветке лож с цветами плюша
Повисли тягостные фраки.

Это стихотворение написано в 1913 году, когда Маяковскому было 20 лет. И я подумал: какой огромный путь прошел Маяковский всего за два года. "Облако в штанах", с которого началось фактически мое знакомство с настоящим Маяковским, написано в 1915 году двадцатидвухлетним (как говорит он сам) Маяковским.

Поэма длинная, ограничусь вступлением:

Вашу мысль,
мечтающую на размягченном мозгу,
как выжиревший лакей на засаленной кушетке,
буду дразнить об окровавленный сердца лоскут:
досыта изъиздеваюсь, нахальный и едкий.

У меня в душе ни одного седого волоса,
и старческой нежности нет в ней!
Мир огромив мощью голоса,
иду — красивый,
двадцатидвухлетний.

Нежные!
Вы любовь на скрипки ложите.
Любовь на литавры ложит грубый.
А себя, как я, вывернуть не можете,
чтобы были одни сплошные губы!

Приходите учиться —
из гостиной батистовая,
чинная чиновница ангельской лиги.

И которая губы спокойно перелистывает,
как кухарка страницы поваренной книги.

Хотите —
буду от мяса бешеный
— и, как небо, меняя тона —
хотите —
буду безукоризненно нежный,
не мужчина, а — облако в штанах!

Не верю, что есть цветочная Ницца!
Мною опять славословятся
мужчины, залежанные, как больница,
и женщины, истрепанные, как пословица.

"Театры" — набор образов, которые я лично не понимаю начисто. Конечно, Маяковский понимал о чем пишет, и наверняка мог бы объяснить. Особенно если правильные вопросы задать.

У Карела Чапека есть такой рассказ, который так и называется — "Поэт". Сюжет таков. На рассвете автомобиль сбивает насмерть старуху-нищенку и скрывается с места происшествия. Свидетелем оказывается поэт, который не помнит никаких подробностей, он натура поэтическая и на прозаические детали внимания не обращает. Но зрелище его впечатлило, и под этим впечатлением он написал стихотворение такого содержания?

Дома в строю темнели сквозь ажур,

Рассвет уже играл на мандолине.

Краснела дева .

В дальний Сингапур

Вы уносились в гоночной машине.

Повержен в пыль надломленный тюльпан.

Умолкла страсть Безволие… Забвенье .

О шея лебедя!

О грудь!

О барабан!

И эти палочки -

Трагедии знаменье!

Ничего конкретного вроде бы для обычного читателя. Но полицейский задает поэту "правильные" вопросы, и в результате выясняется, что поэт, сам того не сознавая, действуя через подсознание, "зашифровал" в стихотворении и место происшествия, и цвет автомобиля, и даже его номер.

Вполне допускаю, что Маяковский объяснил бы каждую свою строчку и без вмешательства полиции, но без такого объяснения я вижу только набор невразумительных, бессвязных строчек, желание продемонстрировать свою необычность. Очень в двадцать лет хочется быть не таким, как все. При этом строчки эти зарифмованы весьма примитивно — "губы — шубы", "груша — плюша" и т. д. Почти за сто лет до появления "Театров" такие рифмы уже были вполне заезженными, по этому поводу иронизировал Пушкин:

И вот уже трещат морозы
И серебрятся средь полей...
(Читатель ждет уж рифмы розы;
На, вот возьми ее скорей!)

И вот прошло всего два года — и какая колоссальная разница!

Маяковский, понятно, и теперь знает, о чем пишет, что хочет сказать. Но теперь умеет сказать это так, чтобы читателю было понятно без расшифровки. А рифмы какие! Над такими рифмами работать надо. У Аксенова в "Таинственной страсти" говорится о том, как Роберт Эр (то есть Роберт Рождественский) постоянно подбирает рифмы. У поэтов, конечно, особый слух на такие дела, но все равно это работа.

В приведенном вступлении меня особенно восхищает "нет в ней — двадцатидвухлетний", хотя и "батистовая — перелистывает" — замечательно. Я обращаю на это внимание, поскольку очень ценю такие вещи, и сам, естественно, в пределах своих возможностей, придумывал подобные рифмы. Даже писал чисто учебные стихотворения, лишенные особого смысла, только ради рифм. Это было в тот период, когда я верил, что можно научиться писать хорошие стихи.

Не получилось, но все равно я горжусь рифмами "Индию — идите вы" и "про историю — про тори я" (тори здесь — это английские консерваторы), а также "Волга — в бога". Только сколько я над этими рифмами сидел, придумывал... А у настоящих поэтов эти рифмы, наверно, сами появляются в голове, они слышат их, как композиторы слышат музыку — даже глухой Бетховен. Но тем не менее Маяковский с его слухом перебирал множество вариантов одной-единственной строки, и не на пустом же месте написал он

"Поэзия та же добыча радия…"

Настоящий поэт отличается от плохого все-таки не тем, что пишет легко и быстро, а тем, что после него остается этот самый грамм испепеляющих слов.