О снах

(продолжение)

Сейчас я не читаю Фрейда, поскольку нет желания — хотя возможности есть. А в молодые годы все было наоборот — желание было, но не было возможностей, в СССР фрейдизм не осуждали в ту пору с такой же горячностью, как несколько лет назад - генетику, время было другое, но о публикации работ Фрейда и речи быть не могло, а фрейдизм считался шарлатанством. Что-то такое мы слышали, но не более того. И считали, что главное у Фрейда — толкование снов. Соответственно, тема снов нас очень интересовала, и как-то мы решили организовать конкурс на лучший сон. Для участия нужно было увидеть интересный сон, запомнить его, записать и представить запись на конкурс.

Идея была интересная, но конкурс провалился. Была подана только одна заявка — моя. Мне замечательный сон приснился в первую же ночь после решения о проведении конкурса. В этом сне мне удалось отойти от бескрылого реализма, обычного для моих снов. Дело в том, что незадолго до этого в СССР были опубликованы пьесы драматургов театра абсурда — "Носорог" Ионеско и "В ожидании Годо" Беккета. До этого мы читали только ругательные статьи о театре абсурда в советских журналах и, понятное дело, страшно хотели если уж не посмотреть (об этом и не мечтали), то хотя бы прочитать. И вот — прочитали, и были очень впечатлены. Я был впечатлен настолько, что отошел от реалистических традиций в своем сне. Никаких подробностей не помню, а запись, конечно, не сохранилась. Я ее сдал в жюри, в которое входили все участники конкурса (нас было, наверно, человек пять), и мы стали ждать новые заявки. Но — как отрезало, у всех разом. Мой сон оказался последним. Не берусь объяснить, как это получилось (может, Фрейд и объяснил бы), но мы все перестали видеть сны. Или, во всяком случае, начисто утратили способность запоминать их. Так что через некоторое время от идеи конкурса пришлось отказаться. Потом способность видеть и запоминать сны стала возвращаться, но мы решили не будить лихо, и от идеи конкурса отказались.

Наш интерес к снам и к театру абсурда привел к тому, что мы с Юрой начали писать абсурдистскую пьесу, которую назвали "Румяный сон". Вообще-то это была скорее не пьеса, а что-то вроде литературного сценария. Александр Володин написал как-то, что, когда он решил стать писателем, ему кто-то посоветовал писать пьесы, поскольку это очень просто. Володин сказал, что не умеет писать пьес, а собеседник объяснил, что тут и уметь нечего. Просто справа пишешь, кто говорит, а слева — что говорит (видимо, предполагалось по умолчанию, что Володин не будет писать пьесы на иврите). Если взять такое определение пьесы, то наше произведение пьесой, безусловно, не являлось. Состояло оно в основном из описаний, диалогов не было вовсе. Может, набросав сценарий, мы перешли бы к нормальной пьесе. Но не получилось. Дело в том, что пьесу-сценарий мы писали исключительно на военной кафедре во время самоподготовки. На военной кафедре нас учили сплошным секретам, так что конспекты мы вели в прошнурованных тетрадях с пронумерованными листами, которые перед началом занятия нам раздавали, а в конце собирали и уносили в комнату для хранения секретных материалов. И учебные пособия так же раздавали и собирали. Так что заниматься мы могли только на кафедре, и нам было выделено время для самоподготовки. На этой самой самоподготовке мы с Юрой выкраивали время и писали пьесу на листках бумаги, контрабандой пронесенных на военную кафедру. А потом учебный год закончился, а в мирной жизни мы к пьесе уже не вернулись. Как-то привыкли писать ее исключительно в классе на кафедре. И пьеса осталась неоконченной. Я уже плохо помню, что мы там понаписали. Помню, что прототипами персонажей были члены нашей компании. Склонный к славянофильству Валерка Ролич у нас стал деревянным срубом, у которого текста, понятно, не было, так что по ходу действия он лишь сводил в кулак пальцы деревянных рук (по А. Вознесенскому), а затем разводил их. Помню еще, что в числе персонажей были Каин и Авель (полагаю, что здесь прототипов не было). По ходу дела Каин, естественно, убивал Авеля, а потом превращался в полуостров Канин нос и хоронил в себе Авеля. Тут надо принять во внимание, что на военной кафедре мозги у нас работать отказывались начисто, вся умственная энергия, видимо, была направлена на усвоение учебного материала, и на посторонние дела ее не хватало, поэтому, видно, и писали весь этот бред, получая от этого большое удовольствие. Но зато экзамен по войне сдали на пятерку, а экзамен был нелегкий...