О Галиче

 Вчера искал фильм для скачивания — и наткнулся на подборку книг Галича. В подборке — 17 книг, стихи, тексты песен, пьесы, проза…

Вечером, после шашлыков, начал читать. Это, пожалуй, первый раз, когда я не слушал Галича, а читал. И убедился, что Галич — поэт. До этого я как-то не задумывался об этом, для меня его тексты были неразрывно связаны с исполнением, авторским исполнением. Когда сегодня слушаю, как Галича поют разные артисты, всегда недоумеваю — зачем они это делают, ведь все равно несравненно хуже, чем у Галича получится, потому что нет у них внутри той боли, которая была у Галича, и которая делала его исполнение уникальным. Хотя сегодня не так много, наверно, людей, которые слышали самого Галича (таких и всегда-то было немного, по популярности Гадич был несравним с Высоцким или Окуджавой), так что большинству просто не с чем сравнивать.

Конечно, большинство стихов, что прочитал вчера, слушал как песни множество раз, и, читая их, как бы слышу голос Галича. Это мешает воспринимать печатный текст самостоятельно. Но кое-что прочитал впервые — и без голоса Галича в ушах это воспринималось просто как хорошие стихи.

Галич для меня в каком-то смысле сродни Сахарову. В том смысле, что оба они — люди крайне успешные, добившиеся в Союзе высокого положения в своей области. Сахаров, понятно, добился несравненно больших успехов — трижды герой соцтруда, Сталинская премия, Ленинская премия, ордена, медали... Но и Галич был вполне благополучен — член СП, Сталинская премия, пьесы идут по всей стране, «Верные друзья» были в лидерах проката, на кинофестиывале премию получили… При этом ни разу разносу не подвергался — а в те времена это тоже признак большого благополучия. На фотографиях этого периода Галич — фатоватый, со щегольскими усиками, выглядит человеком, вполне довольным собой. Сумел стать вполне полезным евреем, даже не торгуя особо елеем.

И вот оба эти успешных человека пожертвовали своим успехом, было у обоих что-то внутри, что мешало им хорошо жить в советской действительности, не могли они ее принять А совесть не позволяла молчать, как это делали почти все, включая тех, кто все понимал, но помнил, что «молчание — золото». Тем более, не все ведь, кто молчал, попадали в палачи. Многим почти все время удавалось оставаться почти вполне приличными людьми. Во всяком случае, если пользоваться известным определением приличных людей, приписываемым Светлову. А Сахаров и Галич так не смогли…

Как я слушал Галича тогда, в 60-е и 70-е. Конечно, в этом был элемент мазохизма — его песни рвали душу, причиняли боль, становилось стыдно за себя.

И все так же, не проще,
Век наш пробует нас —
Можешь выйти на площадь,
Смеешь выйти на площадь,
Можешь выйти на площадь,
Смеешь выйти на площадь
В тот назначенный час?!

Не мог, не смел. Только песни слушал и стыдился. И успокаивал совесть, печатая те самые «четыре копии» - как же, ведь сам Галич сказал, что «этого достаточно»…

Слушаю и теперь. И, глядя на происходящее, думаю, как прозорлив был Галич:

Под утро, когда устанут
Влюбленность, и грусть, и зависть,
И гости опохмелятся
И выпьют воды со льдом,
Скажет хозяйка: — Хотите
Послушать старую запись? — 
И мой глуховатый голос
Войдет в незнакомый дом.

И кубики льда в стакане
Звякнут легко и ломко,
И странный узор на скатерти
Начнет рисовать рука,
И будет звучать гитара,
И будет крутиться пленка,
И в дальний путь к Абакану
Отправятся облака...

И гость какой-нибудь скажет:
— От шуточек этих зябко,
И автор напрасно думает,
Что сам ему черт не брат!
— Ну, что вы, Иван Петрович, —
Ответит ему хозяйка, —
Бояться автору нечего,
Он умер лет сто назад…

Правда, на самом-то деле, не прошло и пятидесяти. Так что, при желании, можно оставаться оптимистами и верить в прекрасную пору, в которую нам не придется жить.