По Крыму и Кавказу (1966-67)

(продолжение)

 В Крыму

 А утром, стало быть, приплыли в Евпаторию. Здесь мы расстались с Мухой – его родители отдыхали там, и он воссоединился с ними. А мы отправились в дорогу – автостопом.

Идея такой поездки возникла у нас после чтения Керуака. Куски из его книги «В дороге» за несколько лет до этого были напечатаны в «Иностранке» и очень нас впечатлили. Герои Керуака едут на попутках, сами не зачем, а то и куда. Вот типичные цитаты оттуда:

 

— Мы едем в Лос-Анджелес! — крикнули они.

— Что вы там будете делать?

— Черт возьми, понятия не имеем! Какая разница?

 

— Куда ехать, старина?

— Не знаю, но мы обязаны ехать.

 

Мы, правда, были не столь радикальны. Мы знали, что конечная точка нашего пути – Планерское, и мы собирались осесть там. Туда должны были подъехать и Ролич с Надей, и другие наши друзья. И план у нас был – ехать вдоль побережья, ночуя, где придется, пока не доберемся до Планерского. Но ехать по берегу от Евпатории до Планерского – далековато, мы решили сократить путь и начать с Ялты. Ялта была выбрана в качестве отправной точки поездки по побережью, потому что нам было любопытно прокатиться по единственному в стране троллейбусному междугородному маршруту, который проходил от Симферополя до Ялты. Поэтому из Евпатории мы двинули на Симферополь. Опыта езды на попутках у нас не было, но мы быстро убедились, что, несмотря на наш не внушающий доверия внешний вид, водители нас подбирают. Не все, конечно, но в Крыму у нас больших простоев никогда не было. Схема была одна – мы выбирались  по шоссе за черту города  и начинали голосовать. И довольно быстро кто-то останавливался. Правда, нам подходила не любая машина – нас же было трое, так что, скажем, в кабину грузовика мы подсесть не могли. И в легковушку не могли, если там больше двух человек уже было. Но до Симферополя мы доехали совсем комфортно – почти в самом начале пути нас подобрал автобус с отдыхающими из какого-то санатория, которые ехали зачем-то в Симферополь. Нас подобрали и приветили. Сердобольные санаторные дамы предложили нам какую-то еду, питье. Правда, малость обидели, обозвав нас «туристами». Мы твердо считали себя бродягами и категорически не согласны были, чтобы нас называли "туристами". Но спорить с хорошими людьми не стали.

Добрались до Симферополя, нашли троллейбусный вокзал (странно звучащее словосочетание), купили билеты, правда, не до Ялты.  Это был единственный раз, когда мы заплатили за проезд в этой поездке, мы поступились принципами, но не до такой степени, чтобы проехать за деньги весь маршрут. Проехались какой-то кусок в троллейбусе, посмотрели на Крым из окон, обзор-то из троллейбуса гораздо лучше, чем из салона легковушки, а потом вылезли и снова стали ловить попутку. К Ялте подъехали уже к вечеру, солнце было совсем низко, скоро должно было стемнеть. Нужно было найти место для ночлега, спать хотелось ужасно после пяти почти бессонных ночей. На подъезде к Ялте мы увидели невысокую гору (или высокий холм). А на вершине горы/холма виднелось кладбище. Мы тут же попросили водителя высадить нас. На загородном кладбище маловероятно было, что ночью нас кто-нибудь побеспокоит. Поднялись на холм, зашли на кладбище. Между могилами росла травка, обстановка была идиллическая, вид с горы – прекрасный. Мы полюбовались видом – и легли спать, когда солнце село. Ночь была теплая, и мы первый раз спали спокойно. Правда, проснулись достаточно рано – нас разбудили странные звуки. Не сразу сообразили, что это такое. Кладбище было все же посещаемо. Ночью-то там никого не было, а рано утром, как оказалось, местные выводили на кладбище на выпас своих коров. Травы в Крыму мало, сухо там, а на горе она почему-то росла вовсю. Так что коровы бродили между могилами и щипали эту траву.  А звук, разбудивший нас, был от колокольчиков, которые висели у них на шее. Мы слегка изумились и впечатлились прагматизмом крымчан и отсутствием у них предрассудков. Собрали одеяла, спустились с горы и отправились в Ялту.

 

 

По Крыму и Кавказу (1966-67)

(продолжение)

 По пути в Крым – Одесса

 Утром приехали в Одессу. Там мы должны были встретиться с Гутманом и Мухой. Место и время встречи изменить было нельзя – 12.00 у подножия потемкинской лестницы, но точная дата была неизвестна. Ясно было только, что приехать должны на днях.

Кроме того, к Валерке Роличу должна была подъехать жена Надя. Но возникли сложности с билетом, и точная дата ее приезда тоже была неизвестна. Телеграмма с указанием даты должна была прийти до востребования на почтамт.

А я на почтамте должен был получить письмо от моей первой любви – Тани. Она тоже поехала в ту пору в Крым, в Планерское, и должна была сообщить, как ее там найти.

Так что мы с вокзала отправились на почтамт. Ни телеграммы, ни письма не было. Пошли к лестнице. Гутман и Муха к месту встречи не явились. Мы пошли на пляж, искупались. На пляже в Одессе нам не понравилось. Мы привыкли к полупустым (а то и вовсе пустым – если уйти с официального пляжа) берегам Финского залива, и одесское пляжное столпотворение, когда и место трудно найти, чтобы присесть, не располагало к времяпровождению у моря. Так что, искупавшись, мы отправились бродить по городу. Как и Киев, Одесса нас не особенно впечатлила в смысле архитектуры, Дерибасовская нас просто разочаровала, и особого одесского колорита на улицах мы тоже не ощутили. Пожалуй, только раз. Мы зашли в парикмахерскую побриться. Остриженные наголо волосы начали отрастать, и у Юры они сразу закурчавились. Плюс к этому он был загорелый, а нос у него широкий. В результате бойкий одесский парикмахер спросил, не бывала ли его мама на популярной тогда в народе Кубе.

Пожалуй, самое яркое впечатление от Одессы – фруктово-ягодное мороженое за 7 копеек. В Ленинграде тогда такого не было.  Выглядело оно не очень, было ядовито-фиолетового цвета, но кисленькое, не жирное, естественно, в самый раз в жару. Вот фотография:

Поболтались весь день по городу, вечером пошли спать на вокзал.  О том, чтобы попытаться  устроиться в гостинице, и мыслей не было. Мы твердо решили, что будем бродяжничать.

О ночевке на вокзале у меня были романтические представления, связанные с песней Леонида Нахамкина «Пока горит ночная сигарета». Песня мне нравилась, и была там такая строфа:

 Сейчас бы помотаться по вокзалам,

Встречать усталые чужие поезда,

Спать на скамейке в станционном гулком зале,

Закрыв рукой от желтых люстр глаза...

 

Но в реальности оказалось, во-первых, что свободных скамеек в зале ожидания нет. Мы еле нашли место, чтобы расположиться на полу, постелив одеяла, которые были у нас в сумках, и положив сумки под голову. Но тут выяснилось, что спать на вокзале невозможно. Во всяком случае, для меня. Я не могу спать в духоте, а в СССР в вокзальных залах ожидания, независимо от времени года и наружной температуры, всегда было жарко и душно.

Так что всю ночь я или ворочался, или выходил на перрон, курил и встречал чужие поезда…

Юра с Валеркой тоже не спали практически, так что утром, не выспавшиеся (а две предшествующие ночи в поездах мы тоже почти не спали), помылись кое-как в вокзальном туалете и опять отправились в город. Письма и телеграммы опять не было, и Гутман с Мухой не появились. Пошли на пляж. Тоже быстро ушли и опять бродили до вечера по городу. Ночевать в ту ночь решили на пляже, ночью-то там безлюдно было, и имелись топчаны, на которых можно было устроиться с одеялами.  На пляже, естественно, не было душно, но оказалось, наоборот, холодно ночью под нашими тонкими одеялами (толстые не поместились бы в сумки). А из теплой одежды были только тоже тонкие свитера. Поэтому в ту ночь мы не спали уже от холода. Утром убрались с пляжа и пошли в город. Были мы совсем умученные, в скверном настроении. Это хорошо видно на снимке – Валерка сфотографировал нас с Юрой.

 

Но уже в ближайшие часы жизнь стала налаживаться, и настроение заметно улучшилось. Сперва я получил на почтамте письмо от Тани, 

а в 12 часов Гутман и Муха появились у лестницы. Только вот Валерка телеграмму не получил. Мы отправились в порт, купили билеты на ночной пароход до Евпатории. Билеты четвертого класса – палубные места. И вечером мы четверо – я, Юра Филатов, Саша Муха и Леня Гутман – отплыли в Крым. А Валерка остался. Наверно, очень ему было тоскливо оставаться одному. Фотоаппарат – маленькая «Смена» без футляра - был только у него, он носил его в кармане, и время от времени фотографировал без предупреждения, фотографии получались не слишком высокого качества, зато живые. Он сфотографировал нас с пристани на палубе парохода, мы стоим там веселые, в предвкушении приключений. А потом бросил нам аппарат, мы его сфотографировали сверху и вернули аппарат. На фотографии Ролич очень невеселый…

Пароход отошел от пристани и поплыл в Крым. А мы провели на палубе еще одну бессонную ночь (тоже холодно было), курили и слушали плеск волн.  А утром приплыли в Евпаторию

 По Крыму и Кавказу

 (продолжение)

Крым-66 

По пути в Крым - Киев

 Итак, закончились наши сборы, мы сдали экзамен, получили звания младших лейтенантов (жена моя у себя в медицинском на военной кафедре получила потом сразу лейтенанта, и была старше меня по званию), приняли присягу. И на прощанье армия довезла нас до Гомеля, оформила нам билеты, кто куда хотел, и этот кусок жизни закончился. Поздно вечером мы впятером – Юра, Валерка, я, Миша Калихман и Володя Ядов сели в поезд до Киева. Утром были там. Первым делом пошли в воинскую кассу. Отстояли очередь, первым поставили Мишу, опасаясь, чтобы он в последний момент не передумал. Он не передумал, оформил билет, мы с Юркой и Валеркой взяли билеты до Одессуы на вечерний поезд, Ядов – на вечерний во Львов, мы простились с Мишей и отправились в город. В ту пору мы считали, что кроме Ленинграда городов достойных больше нет (хотя на самом деле никаких городов мы особо и не видели даже в Союзе, не говоря про заграницу), так что Киев на нас впечатления не произвел – с точки зрения архитектуры. Но в других отношениях впечатления тем не менее от Киева остались сильные.

Я могу точно назвать дату нашего приезда в Киев - 30 июля 1966 года. Я бы, конечно, не запомнил число, но дело в том, что в тот день проходил финал первенства мира по футболу, Англия играла с Германией. Это был первый чемпионат мира, который в СССР показывали по телевизору, и мы очень расстраивались, что не могли толком его посмотреть. В армии вечером включали телевизор для солдат в казарме, так что некоторые матчи мы видели. Но, конечно, не все. А в день финала оказались в Киеве. Посмотреть нужно было обязательно. Мы нашли какой-то магазин, где продавали телевизоры и пристроились к одному из включенных, что стояли на прилавке. Но таких, как мы, набралась целая толпа, зрители, естественно, шумели и вообще не давали нормальным покупателям подойти к прилавку. Так что продавцы после тщетных попыток уговорить нас разойтись, просто выключили телевизоры в торговом зале. И футбол мы досматривали на улице, в витрине стоял включенный телевизор. Поэтому комментариев Озерова мы не слышали, но видно более или менее было. К нашей радости Англия победила; мы, конечно, болели за Англию. После окончания войны на тот момент прошел всего 21 год, и мне трудно представить себе человека в России, который болел бы тогда за немцев.

Однако обедать мы все же пошли в ресторан «Лейпциг» с немецкой, естественно, кухней. И это было второе сильное впечатление от Киева. Еда нам очень понравилась, что неудивительно. Для характеристики кормежки в армии вполне подходит фраза «кормили мало, но плохо», так что мы любой нормальной еде были бы рады. Но, наверно, действительно готовили в ресторане хорошо.  По всему, начиная с интерьера, видно было, что ресторан классный. Даже подойти к нему было приятно – он располагался в красивом здании дореволюционной постройки, в котором было что-то ленинградское. Да и вообще некоторые места в Киеве напоминали Ленинград - это видно на  фото. Похоже на Фурштатскую улицу - с садом в створе. Только без бульвара. 

Юра, я и Ядов в Киеве

Нашел в интернете и фото дома, где находился ресторан, и такую фразу:

«Внизу, на первом этаже была знаменитая кондитерская «Маркиза». Ее не раз упоминает Булгаков в «Белой гвардии».

Однако дело было не в еде. В «Лейпциге» мы впервые в жизни попробовали немецкое пиво. До этого и не мечтали. Пиво показалось нам восхитительным. Навсегда запомнил марку – Radeberger. По сравнению с любыми сортами советского - это было небо и земля.  Наверно, это и правда было хорошее пиво. Во всяком случае, много лет спустя прочитал, что это пиво Меркель присылает Путину в обмен на воблу – президент России высоко оценил и полюбил это пиво (которое, как пишут, и в ГДР было дефицитом), когда чекиствовал в ГДР. Так что хотя бы в этом я согласен с Путиным.

Других впечатлений от Киева у меня не осталось. Хотя, с другой стороны, мы мало что успели посмотреть за день в городе, кроме футбола и ресторана. А вечером мы с Юрой и Валеркой сели в поезд и поехали в Одессу.

 

 Если дети интересуются политикой, это, на мой взгляд, вполне нормально, и родителям следует поддерживать этот интерес - как и любой другой нормальный интерес к различным сторонам жизни, и уж, во всяком случае, не пытаться его пресечь. Хотя, конечно, навязывать этот интерес не стоит. Это я теперь, задним числом понимаю…

И в том, чтобы дети участвовали в каких-то демонстрациях и манифестациях, принимая какое-то участие в политической жизни, я никакого вреда не вижу. Если, конечно, такое участие им не навязывается – властью или теми же родителями. Лучше, конечно, если дети участвуют в этом вместе с родителями или с учителями, но в 15-17 лет дети бывают уже вполне самостоятельны, родители для них не авторитет, а учителей таких немного. Хотя вот у дочки в перестроечные годы был…

Но все это, конечно, относится к странам, в которых участвовать в мирной демонстрации безопасно. Я видел много уже лет назад в Торонто демонстрацию в поддержку требования об увеличении государственных ассигнований на борьбу с раком. В демонстрации участвовали десятки тысяч – целыми семьями, с детьми, некоторые – с колясками, кое-кто – даже с собаками…

А летом 19 года (даже не верится, что еще так недавно можно было свободно ездить по миру) видел, как в Тбилиси на проспекте Руставели пикетчики устанавливают палатки перед зданием парламента. Пикетчики были с детьми…

Но в тех странах, где человек, выходящий на протестную акцию, рискует свободой, здоровьем, а то и жизнью, родителям следует удерживать детей от участия в таких акциях. Не брать с собой  маленьких, если уж сами решили идти, и постараться, по возможности убедить подросших как минимум хорошенько подумать. Подростки ведь плохо понимают опасность. Некоторые вон любят скакать по крышам, рискуя свернуть себе шею. Другое дело, что родителям трудно убедить детей, которые уже считают себя взрослыми, а под замок их не посадишь.

В Израиле дети в таких акциях участвуют. И, к сожалению, взрослые им это разрешают, и даже поощряют их.

Дети участвуют во всякого рода беспорядках, которые устраивают арабы. Именно беспорядки, когда в полицию, поддерживающую порядок, летят камни, а порой – бутылки с зажигательной смесью или взрывные устройства, иногда и стреляют.  И дети в таких случаях обычно находятся в первых рядах. И, бывает, гибнут, если полиции приходится открывать огонь на поражение. Скажем, при попытках прорыва тысячных толп границы между Газой и Израилем. Такие случаи потом использует арабская пропаганда как свидетельство преступлений «сионистского режима».

И дети участвуют в беспорядках, которые устраивают ультрарелигиозные иудеи. Таких беспорядков много сейчас, в период эпидемии, – протестуют против закрытия религиозных школ на карантин. Школьники и оказываются в толпе протестующих. И тоже летят камни в полицию. До взрывных устройств не доходит, и полиция не стреляет, в крайнем случае – использует дубинки. И если достанется ненароком и ребенку, то начинается крик про новый Холокост, полицейских называют нацистами.

Следует сказать, что в связи с антиправительственными демонстрациями, в ходе которых тоже случаются, хотя и нечасто, столкновения с полицией, я об инцидентах с участием детей не слышал.

Это я все в связи с тем, что много было разговоров о привлечении детей к участию в российских демонстрациях в поддержку Навального. Правда, никаких фактов о реальном участии детей я не знаю, на тех видео, что довелось увидеть, никаких детей нет.

Так что, видимо, все эти разговоры о детях, которые могут пострадать из-за преступной безответственности организаторов протестов – это лишь пропаганда, которая, по мнению пропагандистов, должна оттолкнуть от этих организаторов добродетельных, чадолюбивых граждан.  

И тут вот что любопытно. Эту пропагандистскую кампанию придумали и поддерживают люди не юные, выросшие в СССР.

То есть это те люди, которым с самого нежного возраста внушали, как это хорошо и важно, чтобы дети участвовали в политике. С первого класса становились октябрятами, носили на груди изображение головы будущей мумии в детском еще возрасте. Потом вступали в пионеры и отвечали «Всегда готовы!» на требование «Юные пионеры, к борьбе за дело Ленина-Сталина будьте готовы». Потом, правда, «Ленина-Сталина» сменила «Коммунистическая партия», но сути это не меняло.

Люди, выросшие в Советском Союзе еще в раннем детстве читали о Гавроше, который сражался и погиб на баррикадах Парижской Коммуны (сколько ему было – лет 10?). Слушали песню об Орленке, который в 16 лет бросал в солдат гранаты. Став постарше, читали книги Гайдара, где в предисловии говорилось с восторгом, что Гайдар в 16 лет командовал полком. Причем и Орленок и Гайдар воевали не с какими-то иностранными завоевателями, а с собственным народом в ходе гражданской войны. Я вспоминаю еще книгу Буссенара «Капитан Сорви-голова», которая многократно издавалась в СССР большими тиражами. В этой книге автор с кровожадным восторгом подсчитывал, сколько англичан убили 15-16-летние подростки, воюющие против плохих англичан на стороне хороших буров. Интересно, что мне тогда и в голову не приходило, что потомки этих самых "хороших" буров поддерживают в Южной Африке режим апартеида, о котором тоже в ту пору много приходилось читать статей, гневно осуждающих этих самых потомков.

И вот люди, выросшие на всем этом, сегодня гневно осуждают призывы к участию подростков в демонстрациях протеста.  Поскольку дети, мол, могут пострадать. Причем призывы эти – выдумка этих самых людей, а пострадать дети если и могут, то исключительно из-за того, что эти люди устраивают расправы с мирными демонстрациями. В которых вполне могли бы вполне безопасно участвовать и дети, если бы не эти расправы.

P.S. Хочу напомнить, что проведение политических демонстраций в период пандемии считаю неоправданным, так что все сказанное относится к демонстрациям, проводимым в «нормальное» время (которое, надеюсь все-таки наступит). 

 Мне захотелось подытожить мысли, возникшие у меня после недавних демонстраций в поддержку Навального в России (кстати, такая демонстрация прошла и в Тель-Авиве). Мысли, конечно, субъективные, мне было бы интересно узнать, что думают на эту тему мои читатели. Каждое мнение весьма ценно для меня (особенно учитывая немногочисленность моих читателей).

Первый вопрос, который я решаю для себя: целесообразно ли проведение демонстраций в период эпидемии. Мой ответ – нецелесообразно.

Такого рода демонстрации важны для их участников, которые «не могут иначе». Но практическая польза от них (во всяком случае, в краткосрочной перспективе) близка к нулю. Конечно, если в стране начинается всеобщая забастовка, если на улицы выходят многие миллионы (понятно, в такой большой стране, как Россия), власть, против которой открыто выступает большинство, если не рухнет, то, как минимум зашатается. Мы видели это и в России, в начале и в конце прошлого века, и в других странах в последние десятилетия. Но малочисленные демонстрации, может, и расшатывают власть в долгосрочной перспективе, но напрямую не дают ничего. К примеру, в Израиле антиправительственные демонстрации, невзирая ни на какие карантины, проходят по субботам уже 31 неделю подряд (демонстрации эти правительство не решается запретить, хотя, конечно, хотело бы). И – ничего. Результаты соцопросов (которым в Израиле можно доверять) показывают, что расстановка сил в стране практически не меняется. Так что перерыв в протестах на период эпидемии никак существенно не отразится на судьбе страны.

В России нет достоверных результатов опросов, но, по-моему, нет никаких оснований считать, что ситуация серьезно меняется.

Да, фильм про путинский дворец посмотрели десятки миллионов; на данный момент – около 95 миллионов на Youtube. А в протестах участвовало где-то около 100.000 по всей стране. Очень уважаю людей, которые мужественно выходят на улицы, рискуя быть избитыми и оказаться в тюрьме.  Но не верю, что узкий круг этих революционеров кого-то разбудит.

Однако в обычных условиях уличные протесты – это нормально. А в условиях эпидемии? Сколько человек заразится в толпе, в которой люди не носят масок и не соблюдают дистанцию? Сколько людей они затем перезаражают, включая своих родных и близких? Сколько таких заразившихся потом умрет? Когда люди выходят на улицы, не страшась возможной расправы для себя лично, это их выбор. Но те, кого они заразят,  никакого выбора не делали.  Так что, на мой взгляд, мы наблюдаем обычное поведение революционеров, «коим чужая головушка полушка, да и своя шейка копейка», которые легко распоряжаются чужими жизнями.   Причем здесь даже нельзя сказать, что цель оправдывает средства, поскольку, повторяю, практическая ценность таких демонстраций ничтожна.

Ведь имей сторонники Навального массовую поддержку, это легко можно было бы продемонстрировать, не выходя на улицы. Достаточно было бы петиции в защиту Навального. Если бы такую петицию подписала хотя бы треть от тех 95 миллионов, которые на данный момент посмотрели разоблачительный фильм о путинских дворцах, уверен, это произвело бы впечатление на правящую верхушку и доказало бы, что Навальный – действительно  реальный претендент на власть в стране. Петиция такая существует. За пять дней после ее появления на сайте https://www.change.org ее подписали менее 145.000 человек (я, кстати, подписал). Сопоставимо с числом протестовавших на улицах. Так что подавляющее большинство этих 95 миллионов посмотрели фильм просто из любопытства, без каких-либо последствий. Посмотрели, - и забыли. А, ознакомившись с числом подписантов, власть увидит, что реальной угрозы Навальный не представляет, и на протест можно наплевать (посадив, однако, достаточное число протестантов – без этого власть просто не может, у нее это чистые безусловные рефлексы, без включения головного мозга).

А сколько людей умрет от ковида после этих демонстраций – и в России, и в Израиле? Причем людей, которые не имеют к протестам никакого отношения.

Так стоит ли игра свеч?

На мой взгляд – не стоит. А обращенные к людям призывы выходить на улицы в таких условиях безнравственны.

Повторяю, это мое субъективное мнение, понимаю, что мнения тут могут быть разными.  

Второй вопрос – об участии в протестах «детей». Об этом – завтра.

 По Крыму и Кавказу 

(продолжение)

Крым (1966 год) – с отступлениями

 Итак, мы решили после военных лагерей ехать в Крым. Мы – это Юра Филатов, Валерка Ролич и я из одного лагеря, и мой школьный еще друг Саша Муха и Леня Гутман, которые были в группе, отбывавшей службу в другой воинской части. Встретиться мы должны были в Одессе. Выезжали в свои лагеря мы в разные дни, и точная дата выхода на волю была неизвестна, так что мы назначили место встречи (естественно, «потемкинскую» лестницу), куда нужно было, добравшись до Одессы,  приходить каждый день в 12 часов - пока не произойдет встреча.

Билеты нам выписали бесплатные – из Гомеля до Одессы через Киев. До Киева с нами ехали два наших однокурсника – Володя Ядов, который направлялся домой во Львов, и Миша Калихман, который тоже ехал домой – в Кишинев.

Мише Калихману будет посвящено мое первое отступление.

Миша ни с кем из нашей компании в одной группе не учился, и никто из нас с ним не общался, знали только в лицо. Он носил большие очки и внешне несколько напоминал Збигнева Цибульского, только не из «Пепла и алмаза», а из «Рукописи, найденной в Сарагосе» (когда снимал очки). В перерывах между общими лекциями потока он обычно стоял в коридоре один и задумчиво смотрел вдаль. В лагере он стал несколько общительнее и время от времени подходил то к одному, то к другому, и задавал вопросы, ставящие в тупик. К Роличу он, например, обратился с таким вопросом: «Я знаю, ты женат, и должен знать. Как ты считаешь, можно признаться жене, что тебе голову говном намазали?» Миша не был женат, так что интерес у него, видимо, был чисто академический. Прочие его вопросы были примерно такими же, хотя все-таки менее экзотическими. Поэтому, завидев издали Мишу, все старались убраться куда-нибудь подальше.

Надо сказать, что в ту пору я ничего практически не знал о Молдавии и ее жителях. Единственным источником информации был фильм Калика «Человек идет за солнцем», после которого у меня сложилось о Молдавии самое хорошее представление.

А в 80-м году я гостил в Одессе у родственников моего свояка Семы и узнал, что в Одессе молдаване – персонажи из традиционных анекдотов. Примерно как шотландцы у англичан и бельгийцы – у французов. Мне с той поры запомнился один, самый, наверно, характерный.

 В магазин заходит покупатель и спрашивает: «Сколько стоит этот аккордеон?». Продавец отвечает: «Молдаванам не продаем». Покупатель возмущается: «Что за безобразие, что за порядки! Я требую, чтобы вы сказали мне, сколько стоит этот аккордеон!» Продавец снова отвечает: «Молдаванам не продаем». Покупатель кричит: «Да как вы вообще определили, что я молдаванин?!» Продавец отвечает: «Потому что это не аккордеон, а радиатор парового отопления».

 Когда мы оказались в Израиле в нашем маленьком городке, оказалось, что среди жителей – немало выходцев из Молдавии. Надо сказать, что, глядя на многих из них (не всех, разумеется), я вынужден признать жизненность этого анекдота. А главный «молдаванин» в Израиле – глава «русской» партии «Наш дом Израиль» Авигдор Либерман. Слушая иногда его выступления, я тоже вспоминаю те одесские анекдоты…

Надо сказать, что по каким-то причинам Миша проникся симпатией к нашей троице и чаще всего обращался со своими вопросами именно к нам. А когда мы сели в поезд в Гомеле, направляясь в Киев, сообщил нам о своем решении: родители в Кишиневе подождут, а он поедет с нами в Крым. Мы пришли в ужас, но обижать вполне безобидного Мишу не хотелось, и мы стали ему объяснять, что он неправ. Мы-то живем дома, с родителями, и нам вполне можно от родителей отдохнуть. А он живет вдали от дома, родителей год не видел, наверняка соскучился по ним, а они уж как скучают… Так что не стоит ему ехать с нами, а надо поскорее ехать домой. То ли мы были убедительны, то ли у Миши в голове просто что-то перещелкнуло, но он в итоге согласился с нами. Мы приехали в Киев, отвели его к воинской кассе, где нам оформляли билеты, поставили его в очередь, попрощались и убежали, не оглядываясь, опасаясь, что Миша может опять передумать.

А закончилась история с Мишей печально. Он был в своей группе в институте старостой. В обязанности старост входило получение стипендий на всю группу – видно, чтобы не было столпотворения в кассе в день выдачи стипендии. Потом старосты выдавали стипендию в группе. Миша жил в общежитии, и от его соседей по комнате мы узнали о произошедшем.

Миша поднялся среди ночи, зажег свет и стал одеваться. Соседи спросили, куда он собрался. Он ответил, что ему нужно срочно пойти получить стипендию на группу. Когда соседи попытались его отговорить и вроде даже удержать, он впал в буйство. Пришлось вызывать «скорую», Мишу увезли, и больше он в институте не появлялся. Друзей у него не было, и что с ним стало, мы не знали.

 P.S. Завтра у меня перерыв по техническим причинам.

   

 По Крыму и Кавказу

 Вступление

 Уже в весьма зрелом возрасте я получил возможность ездить по миру. Первый выезд за границу (если не считать поездку в Польшу и Германию в возрасте одного года) состоялся в 1993. После этого удалось поездить, не побывали, конечно, везде, где хотелось бы, но все-таки. И путешествия были очень запоминающимися.

Но самые яркие впечатления остались все же от тех путешествий, которые состоялись давным-давно, в молодости, и не за границу, а по Союзу. Это поездка в Крым в 1966 и поездка  на Черноморское побережье Кавказа в 1967. Поездки с друзьями – Юрой Филатовым и Леней Гутманом.

Мы загодя решили поехать в Крым после армейских сборов. И передвигаться собирались на попутках. Советская власть этот способ передвижения не пресекала. Обычно самодеятельность, возникающая "снизу", считалась недопустимой. Но в некоторых случаях ее, вместо того, чтобы запрещать, старались возглавить. Именно так произошло с ездой на попутках, которое широко существовало в стране стихийно. В результате о таком способе стали писать в газетах и рассказывать по радио. Объясняли, как это замечательно - бесплатно посетить разные места нашей замечательной страны. Была и организованная поддержка , которая заключалась в том,  что движение советских хитчхайкеров получило официальное признание, ему было присвоено название «Автостоп», и были выпущены специальные книжечки с талонами «Автостопа». Можно было зарегистрироваться в качестве туристов, приобрести эти книжечки за символическую плату и расплачиваться с водителями талонами. А водителям надлежало по окончании туристского сезона отправить куда-то накопленные талоны и получить шанс на получение каких-то ценных призов. Мы, готовясь к поездке, приобрели такие книжечки в городском совете по туризму. Задумано было неплохо, но, если судить по нашему опыту, идея оказалась мертворожденной. Когда мы предлагали водителям талоны, выяснялось, что большинство из них не знают, что это такое. А те, кто знал, или кому мы объясняли, отмахивались и говорили, что им это ни к чему. При этом деньги с нас из множества подвозивших нас шоферов пытались потребовать только двое. Но мы с негодованием от их услуг отказались.

Тут есть еще один любопытный момент. Советские граждане не доверяли власти и боялись ее, но доверяли друг другу. Нас, с Юркой, двух стриженых наголо, заросших щетиной здоровых парней (про Леньку такого не скажешь, правда, но, когда он был с нами, нас зато было аж трое) спокойно соглашались подвезти и подбирали даже в пустынных местах. Больше всего в этом смысле запомнился Харьков. Мы с Юрой приехали в Харьков на товарном поезде ночью. Привез нас поезд на какую-то товарную станцию. Мы вылезли из вагона, выбрались со станции и оказались на дороге в промзоне. Темнота, ни души вокруг. Нас обогнала какая-то машина – и вдруг остановилась. Водитель подал назад, высунулся из окна и спросил: «Ребята, вас подвезти?» С тех пор я люблю Харьков, хотя тогда мы его практически не увидели, сразу поехали дальше, а больше я там не бывал. 

При этом вид у нас был вполне подозрительный. Как-то нас высадили на развилке, мы не знали, в какую сторону нам дальше ехать. А вокруг никого, и машин нет, и спросить не у кого. Вдруг появился какой-то дед. Мы у него спросили, какая дорога на Москву идет. Дед сказал, что про Москву он не знает, а до Харькова – направо. Потом внимательно посмотрел на нас, и сказал: «Парни, дело, конечно, не мое, но может вам лучше не дорогами, а лесами пробираться?».

А потом мы добрались до Курска – все-таки на машинах, а не лесами. Мои родители в это время ехали в отпуск юг, должны были проезжать через Курск, я знал расписание их поезда и хотел повидаться с ними на стоянке. Мы опоздали на 15 минут. Были мы усталые, невыспавшиеся, и сели передохнуть на скамейке на перроне. Мимо нас прошел милиционер, посмотрел на нас,  прошел было дальше, но потом вернулся и довольно мрачно сказал: «А покажите-ка мне ваши документы». Когда мы вытащили студенческие билеты, он сразу сменил тон и стал нам объяснять, как можно на попутных электричках добраться до Москвы бесплатно – контролеров, по его словам, практически не бывало. После того, как он ушел, Юра оценивающе посмотрел на меня и сказал: «А может, оно и к лучшему, что мы опоздали. Пускай твои родители спокойно едут отдыхать…»

Это я к тому, что нужно было, видимо, сильно верить в людей, чтобы решиться посадить нас к себе в машину – причем не в кузов, а в салон легковушки…

 Прививка

 Вчера мы с женой сделали первую прививку от коронавируса.

Пришли немного раньше назначенного времени (мы всегда и всюду приходим чуть раньше, не любим опаздывать), в поликлинике по случаю скорого наступления шаббата не было обычных посетителей, только те, кто на прививку. Народу в коридоре было человек 30. Разобравшись, мы уяснили, что это или люди, которые, как мы, пришли раньше, или люди, не записавшиеся, но рассчитывающие привиться. Это в принципе возможно, особенно в конце дня. Эти люди создавали некоторый ажиотаж, столпившись у входа в помещение для прививки. Когда подошло наше время, мы показали женщине, дежурившей у входа, смартфоны с SMS, в которых было указано время, и нас пропустили. В итоге с момента входа в поликлинику до прививки прошло примерно 15 минут. После прививки мы, в соответствии с инструкцией, посидели еще 15 минут в поликлинике. Поскольку анафилактический шок за это время не случился, мы пошли домой. Из последствий - только у обоих побаливает рука в месте укола. Это практически у всех.

Прививку делали 8-10 медсестер. Интересно, что почти все они были молодые арабки, хотя в городке нашем арабы не живут. Большой арабский район есть в Хайфе.  

Теперь через 3 недели на вторую прививку.

Кстати, об арабах. Сегодня утром в последних известиях передали, что в расположенном в Хайфском округе городе Умм-эль-Хафм, в котором арабы составляют 100% населения, произошли беспорядки. Участники беспорядков жгли покрышки и бросали в полицейских камни. Они были возмущены тем, что полиция плохо борется с преступностью среди арабов, то есть среди них,  и не поддерживает в городе порядок.

Возмущение в каком-то смысле обоснованное. В арабском секторе Израиля число убийств гораздо больше, чем в среднем по Израилю, даже по абсолютным цифрам (арабов в Израиле около 20%). Мужчин убивают в основном в результате разборок между враждующими криминальными семьями,  а женщин, как правило, убивают, собственные отцы, братья и кузены – за неподобающее, по мнению родни, поведение. Полиция действительно предпочитает не вмешиваться без крайней необходимости, поскольку если они туда заявляются, чтобы, к примеру, арестовать подозреваемого, в них опять же бросают камни, обвиняя в этом случае в антиарабском терроре.

Сейчас вот прочитал в интернете, что, когда протестующие стали расходиться, одного из них застрелили. Этот 21-летний юноша - четвертый член семьи, убитый за последние полтора года. Полиция полагает, что убийство произошло «на почве вражды». «Один был убит в мечети, другой – по дороге на работу, еще один – в своем магазине», – прокомментировал мэр Умм-эль-Фахм доктор Самир Махамид.

 Вчерашний день мы запомним. Вчера мы сорвали последний свой апельсин. Месяца три мы не покупали апельсины, которые едим ежедневно. Урожаи наше дерево приносит очень разные. В позапрошлом году было всего-то пять апельсинов, мы решили, что это конец, что дерево обиделось на нас. Мы его перед этим обстригли, обкорнали – оно закрывало свет соседям со второго этажа. Но, слава богу, обижалось дерево недолго. Уже в прошлом году ситуация заметно улучшилось, а этой весной апельсин наш зацвел так, что запах ощущался уже на дальних подходах к дому. А пахнут апельсиновые цветы очень приятно. Поначалу трудно было оценить размер урожая, маленькие зеленые апельсинчики прятались в крупных листьях. Но когда они стали расти и созревать, дерево стало желтеть прямо на глазах. Урожай в итоге получился такой, что мы ели сами, раздавали апельсины родственникам и соседям, варили варенье – и все равно перезревшие апельсины падали на землю и разбивались на радость муравьям, которые сбегались со всей округи. Оказалось, кстати, что и улитки едят апельсины, у нас их много, и в дождливую погоду они вылезают из своих укрытий на дорожки. И, увидев апельсин (я, кстати, совсем недавно узнал, что глаза у улиток – на выдвижных рожках), бросаются к нему (если, конечно, можно так сказать об улитках) и едят.

Мы так любим свои апельсины потому, что апельсин, сорванный с дерева, это совсем не то, что апельсин, купленный в магазине или на рынке. Запах от него, наверно, в разы сильнее, и вкус гораздо лучше. Если брать российские реалии, то отличия примерно такие же, как между клубникой, сорванной со своей грядки, и покупной.

Но теперь до следующей осени придется довольствоваться покупными.

Однако есть утешение. Апельсины кончились, зато созрели и созревают лимоны. Лимон с дерева – это тоже совсем не то, что «казенный»…   

        

 Александр Володин в своих воспоминаниях написал, что в начале его литературной карьеры кто-то посоветовал ему написать пьесу. Володин сказал, что не умеет писать пьесы. Советчик ответил, что это очень просто: слева пишешь, кто говорит, а справа – что говорит. Володин, слава богу, последовал этому совету, причем вполне буквально. Он написал замечательные пьесы, при написании которых строго придерживался полученного указания. Ремарок у него практически нет.

Но советчик то ли не читал, то ли забыл пьесы Бернарда Шоу. Они-то написаны совершенно не так. У Шоу ремарки составляют едва ли не половину текста пьес. В этих ремарках он подробно описывает внешность и характер действующих лиц, а также дает подробнейшее описание интерьеров помещений, в которых происходит действие, увязывая эти интерьеры с характером владельца (или, чаще, владелицы) жилища. А также излагает общие соображения на искусство, историю, религию и род человеческий в целом. И объясняет, как и почему персонажи произносят свои реплики. Для примера приведу вступительную ремарку к «Ученику дьявола». Замечу при этом, что миссис Дажден – второстепенный персонаж, и появляется только в первой сцене, и действие пьесы после первой сцены уже не вернется в ее дом.

 «Зимою 1777 года, в унылый час между черной ночью и хмурым утром, миссис Даджен бодрствует в своем доме на окраине городка Уэбстербриджа, штат Ныо-Хэмпшир, в кухне, которая в то же время служит и жилой комнатой. Миссис Даджен нельзя назвать привлекательной. Ночь, проведенная без сна, не красит женщину, а миссис Даджен и в лучшие минуты своей жизни кажется угрюмой и мрачной от суровых складок на лице, которые говорят о крутом нраве и непомерной гордости, обуздываемых окаменелыми догмами и традициями отжившего пуританства. Она уже немолода, но жизнь, полная трудов, не принесла ей ничего, кроме полновластия и одиночества в этом неуютном доме да прочной славы доброй христианки среди соседей, для которых пьянство и разгул все еще настолько заманчивее религии и нравственных подвигов, что добродетель представляется им попросту самобичеванием. А так как от самобичевания недалеко и до бичевания других, то с понятием добродетели стали связывать вообще все неприятное. Поэтому миссис Даджен, будучи особой крайне неприятной, почитается крайне добродетельной. Если не говорить о явных злодеяниях, ей все дозволено, кроме разве каких-либо милых слабостей, и в сущности она, сама того не зная, пользуется такой свободой поведения, как ни одна женщина во всем приходе, лишь потому, что ни разу не преступила седьмой заповеди и не пропустила ни одной воскресной службы в пресвитерианской церкви. 1777 год - это год, когда американские колонии, не столько в силу своих стремлений, сколько в силу закона тяжести, только что оторвались от Англии, и страсти, разгоревшиеся в связи с этим событием, нашли себе выход в вооруженной борьбе, в которой англичане видят подавление мятежа и утверждение британского могущества, а американцы - защиту принципов свободы, отпор тирании и принесение себя в жертву на алтарь Прав Человека. Здесь нет надобности вдаваться в оценку этих явно идеализированных представлений; достаточно сказать вполне беспристрастно, что воодушевленные ими американцы и англичане почитают своим высоким нравственным долгом истреблять друг друга как можно усерднее, и что военные действия, направленные к достижению этой цели, находятся в самом разгаре, причем духовенство в том и другом лагере оказывает моральную поддержку воюющим, призывая на них божье благословение, каждый со своей стороны. Одним словом, обстоятельства таковы, что неприятная миссис Даджен сейчас далеко не единственная женщина, которая проводит ночи без сна в ожидании вестей. И не одна она засыпает под утро на стуле, с риском ткнуться носом в пламя очага. Голова уснувшей миссис Даджен прикрыта шалью, ноги покоятся на широкой железной решетке, этой ступени домашнего алтаря - очага с его священными атрибутами: котлом, таганами и огромным крюком, к которому подвешивается при обжаривании мясо. Против очага, сбоку от миссис Даджен, стоит обыкновенный кухонный стол, и на нем свеча в оловянном подсвечнике. Стул, на котором сидит миссис Даджен, простой, некрашеный, с жестким деревянным сиденьем, как и все прочие стулья в комнате, но спинка у него круглая, резная, и сиденье выточено в некотором соответствии с формами сидящего, так что, по-видимому, это почетное седалище. В комнате три двери: одна, по той же стене, что и очаг, ведет в спальню хозяйки дома; другая, как раз напротив, - в чулан для стирки и мытья посуды; входная дверь, с тяжелым замком, щеколдой и громоздким деревянным засовом, расположена в передней стене, между окном, которое находится посередине, и углом, ближайшим к двери в спальню. Между окном и дверью вешалка, при виде которой наблюдательный зритель сразу догадается, что никого из мужчин нет дома, так как на крючках не висит ни одной шляпы и ни одного плаща. По другую сторону окна стенные часы с белым деревянным циферблатом, черными железными гирями и медным маятником. Ближе к углу большой дубовый поставец, нижнее отделение которого состоит из полок, уставленных простой фаянсовой посудой, а верхнее - глухое и заперто на ключ. У стены, что против очага, рядом с дверью в чулан, стоит черный диван, безобразный до неприличия».

 604 слова, и это я еще существенно урезал ремарку.

А ведь дальше в этой сцене идут описания других персонажей и описания мизансцен, описание интонаций, с которыми говорят персонажи, и их чувств…  

У Володина в «Пяти вечерах» вся первая сцена в комнате Зои, включая ремарки, – 775 слов.

Мне кажется, что режиссеру, который решит ставить Шоу в театре, достаточно просто прочитать ремарки Шоу актерам, художнику по декорациям, художнику по костюмам – и дело в шляпе, все будут знать, что им делать и что играть. Может, поэтому Шоу, который считается «вторым по значению английским драматургом после Шекспира», мало ставят в театрах. При всей моей любви к Шоу, я в театре видел только три его пьесы – «Святую Иоанну» во время гастролей в Ленинграде театра «Олд Вик», «Пигмалион» в театре Ленсовета (с Фрейндлих и Эстриным) и «Дом, где разбиваются сердца» в театре Сатира (с Папановым, Менглетом, Ширвиндтом и Пельцер). Других возможностей просто не было. Мне кажется,  что режиссерам ставить Шоу просто неинтересно. Им нечего делать. Шоу уже все сделал за них. Можно, конечно, ставить вопреки Шоу – но это сложно. Одно дело трактовать произвольно пьесы Шекспира или того же Володина, в которых имеются практически только диалоги и монологи, и этот текст можно произвольно толковать – кто знает, что на самом деле думал автор, когда писал его. И другое – ставить пьесу, в которой автор жестко и подробнейшим образом оговорил, что именно он думал. Так или иначе, но даже в СССР, где Шоу ценили очень высоко за его левые взгляды и горячую поддержку политики СССР и советского образа жизни, Шоу ставили мало.

И в кино экранизации можно по пальцам пересчитать…

В результате с Шоу я знакомился в основном посредством чтения – его пьесы я читал и перечитывал.

Но впервые Шоу я не увидел и не прочитал, а услышал. Я был еще мал, когда отец прочитал мне «Пигмалион» вслух. Он очень любил эту пьесу. С большим восторгом читал сцену с Дулитлом, но больше всего ему явно нравились сцены общения Хиггинса с матерью. Очень запомнилось, как читал он вот этот кусок:

  М и с с и с  Х и г г и н с. Генри, милый, тебе совсем не идет эта поза.

Х и г г и н с (подобрав ноги и выпрямившись). А я и не забочусь о том, что мне идет.

М и с с и с  Х и г г и н с. Это не важно, милый. Мне просто нужно было, чтоб ты заговорил.

Х и г г и н с. Почему?

М и с с и с  Х и г г и н с. Потому что, когда ты говоришь, ты не можешь свистеть.

 

Много лет спустя я подумал, что, вероятно, этот диалог напоминал ему собственные разговоры с матерью…

Я в то время знал уже сюжет греческого мифа, но не знал имен персонажей. И решил, что Пигмалион – женское имя, что так звали ожившую статую, поскольку главной в пьесе, безусловно, считал Элизу. Тем более, что Пигмалион как-то созвучно с Чио-Чио-сан, которая, это я знал точно, была женщина.

Дело в том, что, когда я был маленький, но читать уже умел, дома выписывали информационный журнал «Театральный Ленинград». Там печатали репертуар театров, с указанием пьес и исполнителей, а также краткое изложение содержание опер и балетов. Я все это с большим интересом читал, так что сюжеты и героев опер и балетов, которые так никогда не услышал и не увидел, знал хорошо.

Потом-то я узнал, понятно, кого как звали в этом мифе, и это существенно изменило мое понимание пьесы и ее автора.

x

 Последнее время читаю книги недавно скончавшегося замечательного российского писателя Романа Арбитмана.

Его книга из серии «Библиотека приключений замечательных людей» «Роман Арбитман: биография второго президента России», написанная под псевдонимом Лев Гурский, – одна из самых смешных и безумных книг, что мне доводилось читать.

А сейчас я дошел до книги «Серийные любимцы [105 современных сериалов, на которые не жаль потратить время]». Очень познавательное чтение. В книгу включены характеристики англоязычных драматических сериалов, показ которых закончился после 2000 года. Часть этих сериалов я смотрел, часть не смотрел и не буду, не потому, что они плохие, а потому, что меня не интересует их тематика. Я, скажем, не смотрю «ужастики», фильмы про героев, которые в последнее время заполонили кино- и телеэкраны, и космическую фантастику с инопланетянами. Но все равно остается несколько десятков сериалов, которые собираюсь  проверить, и если заинтересует – посмотреть. Судя по тем сериалам, которые я смотрел, вкусы у нас с Арбитманом схожие. Так что работа предстоит большая.

В книге, среди прочего, упомянут американский сериал «Менталист». Это история психолога-практика, который раньше выдавал себя за экстрасенса, а теперь работает консультантом в полиции. Как все подобные сериалы, в которых отсутствует сквозной сюжет, «Менталист» состоит из отдельных эпизодов, в каждом из которых расследуется какое-то преступление. Все истории построены по единой схеме, и, как бы не изощрялись сценаристы, нам с женой эта схема в конце концов надоедает. Так что мы посмотрели пару сезонов из семи и бросили.

А на днях я наткнулся на российскую версию «Менталиста» («Тот, кто читает мысли» в российском варианте). Стало любопытно сравнить, скачал первый и единственный сезон. Сделано неплохо, как и американский оригинал, из тех фильмов, которые можно посмотреть, правда, если нет ничего более интересного, а если не посмотришь, то тоже ничего не потеряешь. Но очень удивило, что главного героя играет израильский актер Ехезкель Лазаров. Причем не «русский» израильтянин, такие актеры появляются время от времени в российских фильмах, а именно израильтянин (его отец – выходец из Болгарии, отсюда, видимо, фамилия). Играет хорошо, и внешность подходящая, мне он понравился больше, чем Саймон Бейкер из американского оригинала, но очень мне стало любопытно, зачем российскому режиссеру армянского происхождения Мурадову понадобился никому в России не известный израильский актер, не знающий русского языка. Это ведь большая морока – нужен переводчик, нужно объяснять актеру незнакомые ему российские реалии, чтобы он вел себя естественно, его нужно дублировать, но при этом актер должен выучивать текст на незнакомом языке, чтобы совпадала артикуляция. Дублирует Лазарова Кирилл Кяро, который вполне мог бы и сам сыграть эту роль и привлек бы зрителей, поскольку Кяро, в отличие от Лазарова, популярен в России. Но режиссер решил иначе. Может быть, потому, что Кяро незадолго перед этим сыграл похожую роль в «Нюхаче».

Посмотрели несколько серий, думаю, что досмотрим сезон до конца.

Кстати, хочу написать о дублировании (а чаще параллельной озвучке) в России иностранных фильмов и сериалов. Озвучка эта чаще всего скверная, поэтому я лично предпочитаю фильмы на языке сериала с субтитрами.

В СССР качество дубляжа было высочайшим.  Для этой цели возникла даже специальная профессия – аэт. Это аббревиатура – Автор Экранного Текста. Это были не просто переводчики, аэт должен был мало того, что перевести текст, но и подобрать слова перевода так, чтобы при произнесении текста дублером на русском языке не было нестыковки с артикуляцией актера, произносящего текст в фильме на языке иностранном. Это, конечно, высший пилотаж. Правда, подозреваю, что аэтам иногда приходилось жертвовать точностью перевода ради совпадения артикуляции. Но получалось в итоге хорошо. Тексты, произносимые героями фильма на русском языке, были вполне связными, без нестыковок и ляпов, а качество дубляжа было очень высоким. Что неудивительно, учитывая, что дубляжом занимались настоящие актеры. Бельмондо, к примеру, дублировали Демьяненко и Караченцев, де Фюнеса – Кенигсон, много занимались дубляжом Гердт, Белявский, Джигарханян…

Но это все было в советское время, когда иностранные фильмы выходили на экран редко.

Когда в постсоветской России такие фильмы стали выходить бурным потоком, все изменилось. Фильмов появляется столько, что хороших актеров для их озвучки не хватит. Как, впрочем, и грамотных переводчиков. Поэтому, как правило, актеры в иностранных фильмах говорят в России ненатуральными голосами, а иногда голоса эти звучат так,  что вообще возникает впечатление, будто дублерш пригласили с панели, а дублеров – из подворотни. А переводы сплошь и рядом содержат явные ошибки – языковые, географические, исторические и т.д., а иногда и просто бессвязны, лишены смысла. Кстати, аналогичная ситуация возникла, когда в России в 90-е годы стали массово переводить иностранную литературу. Издательства, выпускавшие эти переводы, создавались  бог знает кем, и переводчиков приглашали соответствующих. Со временем, сколько могу судить, с книгопечатанием как-то наладилось, появились серьезные издательства, привлекающие серьезных переводчиков. Возможно, и в кино в России фильмы идут теперь с достойным дубляжом. Я могу судить только о фильмах, которые появляются в интернете. Там ситуация если и меняется, то к худшему. Так что тем, кто смотрит фильмы таким же образом, настоятельно советую, если есть возможность – смотрите фильмы на языке оригинала с субтитрами.  

Саймон Бейкер в американском "Менталисте"

Ехезкель Лазаров в российском "Менталисте"

Кирилл Кяро в "Нюхаче"

 Самый памятный комплимент

 Я уже писал (12 июля), как был в молодые годы в колхозе, как разбил слегка голову о трактор, и как мы с Димой Шнеерсоном и Борей Симкиным решили проверить, нет ли у меня сотрясения мозга. Придумать смогли только один народный способ - проверить реакцию на алкоголь. Для этой цели купили поллитра и пошли на природу ставить эксперимент (без закуски). У Бори и Димы реакция оказалась плохая - они выпили по чуть-чуть и сказали, что им хватит. У меня реакция оказалась правильная, и я допил остальное. После этого мы немного полюбовались на закат и пошли домой – Боря с Димой спать, а я, поскольку стало ясно, что сотрясения нет, на танцы. Благо танцы происходили прямо во дворе дома, в котором нас поселили. Я пригласил на танец инженерную блондинку. Она была из другого отдела, и мы не были знакомы. Я, стало быть, был в кожанке с окровавленной повязкой на голове, а блондинка – в тельняшке. Выглядели мы на пару совершенно историко-революционно, вроде персонажей из «Оптимистической трагедии», только с переменой пола. После танца я и получил этот самый памятный комплимент. Блондинка сказала: «Ты интеллигентный, танцуешь без прижимов». После этого я понял, что вечер окончательно удался и отправился спать с чувством глубокого удовлетворения. Никогда больше никто не говорил о моей интеллигентности в положительном смысле. В негативном – случалось, причем это сопровождалось к тому же сомнениями в наличии самой этой интеллигентности, примерно так: «Как не стыдно, а ведь вроде интеллигентный человек…»

Так что я с тех пор вспоминаю этот комплимент с гордостью. Но иногда возникают сомнения, и мне вспоминается в связи с этим комплиментом старый пошловатый анекдот про петуха-джентльмена. Но я гоню эти мысли прочь, уверяя себя, что они вызваны моей мизантропией в целом и мизогинией в частности.

 Новогодние стихи 

(окончание)

Я

 Я начал эту тему со слов о том, что со стихами Маяковского дважды непосредственно столкнулся в жизни. Про первый случай я написал раньше, второй случай стал толчком ко всем этим воспоминаниям. И, вот, наконец, я дошел до того, с чего начал.

Про меня стихотворение написал Юра.

Одностишья как жанр поэзии известны еще с античности, но мы с этим жанром тогда не сталкивались. Владимир Вишневский в то время еще в школе учился. Так что Юра для нас стал новатором в области поэзии.

Юра вообще всегда был немногословен, но при этом формулировал очень точно и полно. Наверно, это помогло ему стать серьезным ученым.

Очень ярко эти его черты проявились на свадьбе Валерки и Нади.

Юра был свидетелем со стороны жениха. Ему был поручен первый тост. Юра встал, секунду подумал и сказал: «Ну что, выпьем, что ли». За столом возникла мертвая тишина. Все, видимо, были впечатлены тем, как кратко и точно Юра передал смысл происходящего. Прямо по Цветаевой: «Истина в пяти словах». Тишину нарушил кто-то из родственников невесты, задумчиво произнесший «Да-а-а…». Потом все выпили, и свадьба так и пошла в соответствии с Юриным предложением. Правда, драки не было.

Для меня 68 год был очень тяжелым. Мне было худо. Не знаю, как это выглядело со стороны. Хочется верить, что Юра не польстил мне.

Стихотворение выглядело так:

 

Бородой душа твоя укутана.

 

Я, стыдно сказать, не понял, что Юра имел в виду, и потом спросил у него. Юра слегка изумился моей непонятливости и ответил: «Так Маяковский же».

И, поскольку я даже тут не понял, он прочитал строчки, от которых отталкивался:

 

Хорошо, когда в желтую кофту

душа от осмотров укутана!

Хорошо,

когда брошенный в зубы эшафоту,

крикнуть:

«Пейте какао Ван-Гутена!»

 И добавил: «Желтой кофты у тебя нет, но есть борода». Борода и правда была. Я отрастил ее как раз в тот год – на всю оставшуюся жизнь.

Это был один из самых памятных полученных мною в жизни комплиментов.

Про самый памятный я расскажу в следующий раз.   

P.S. Были и другие стихи, но я их не запомнил. Поэтому в этом маленьком цикле остались неупомянутыми дорогие и памятные мне друзья из моей юности. Некоторых из них уже нет, про других я ничего не знаю, связь прервалась. Обязательно напишу про всех, мне приятно будет вспомнить их. Хотя и грустно...

 Новогодние стихи

(продолжение)

Юра

У меня в жизни было трое по-настоящему близких друзей. Сегодня остался один – Юра. С 17 лет, с 1-го курса… Последние годы видимся только по Скайпу, они с Лидой только раз приезжали к нам в Израиль, а мы в России с 2007 года не были. Но хоть так, только вот выпить вместе невозможно.

О Юре я как-нибудь напишу подробно, а сейчас – только в связи с новогодним стихотворением.

Юра всегда был очень спортивный. Он был ярый болельщик, да таким и остался. И еще смолоду он увлеченно занимался чуть не всеми видами спорта и с энтузиазмом делился впечатлениями.

Стихотворение о Юре написал Жора Гутман – старший брат Леньки Гутмана, второго моего ближайшего друга, которого уже 10 лет как не стало. Жора спортом не интересовался как болельщик, а занятия спортом считал пустой тратой времени (Юра, кстати, в то время уже работал в группе, которой руководил Жора). Сам Жора новый год с нами, конечно, не встречал, он был на 6 лет старше, так что мы для него так и остались мелюзгой, а стихотворение передал через Леньку.

 

Он полулевый, полуправый,

Полустрелец, полупелец,

Он в полупервом полусреднем

полуталантливый боец.

Он полуштангу с полу вырвет

Полуштангист, полупловец,

Полубоксер – и нет надежды,

Что станет полным наконец.

 Новогодние стихи

(продолжение)

Лида

 Лида была красавица. Высокая, стройная, темные волосы и синие глаза… Вела себя она всегда очень сдержанно, была скупа на проявление эмоций, а вид у нее был надменно-высокомерный.  Может быть, это была бессознательная или сознательная тактика, позволявшая отбиться от неизбежных при ее внешности приставаний, не знаю. Если так,  то тактика эта была эффективной.

Я писал уже, что наша однокурсница Люда Финошенкова привела в нашу компанию своих школьных подруг – Галю и Надю. А Надя, в свою очередь, привела Лиду – подругу по институту.

Надя была вполне симпатичная, но, конечно, не Лида. И признавала это. И рассказывала нам, что при этом на институтских вечерах она пользовалась гораздо большим успехом, чем Лида. К Лиде просто не решались подойти, она отпугивала своей надменностью, кавалеры не хотели даже пытаться рубить сук не по себе, считая, что у них нет шансов.

Мне Лида тоже поначалу показалась высокомерной. Но потом, когда она пообвыкла в компании и стала вести себя естественно, оказалась, что она совершенно другая. Действительно, сдержанная, но при этом вовсе не заносчивая, веселая, покладистая, дружелюбная и абсолютно не капризная. Всегда бодрая и неунывающая даже в самые тяжелые времена. Во всяком случае, внешне. Я уже сказал, что она была скупа на эмоции. Что в нашей компании ее все полюбили, это ладно. Но она много лет прожила потом вместе со своей свекровью; Раиса Петровна была замечательная женщина, но характер у нее был непростой. А Лида прекрасно с ней уживалась.

Лиде я поначалу тоже казался высокомерным снобом, и она при этом считала, что я ее недолюбливаю. Но как-то раз, выпив, мы объяснились, выяснили, что относимся друг к другу хорошо, и с тех пор подружились. На каждом празднике, сопровождавшемся танцами, мы обязательно танцевали, и начало танца сопровождалось обязательным ритуалом. Мы спрашивали друг друга: «Ты меня уважаешь?», и, получив положительный ответ, начинали танцевать. На их с Юрой свадьбе я был свидетелем. С тех пор 52 года прошло, но, слава богу, мы по-прежнему дружим – вчетвером. Правда, общаемся только по Скайпу, к сожалению.

Но внешность у Лиды все же была царственная, и посвященное ей стихотворение зафиксировало это.

 Хотите вы иль не хотите,

Похожи вы на Нефертити.

 Все признавали, что Лида и вправду была похожа на известное скульптурное изображение Нефертити. Гипсовая копия стояла в комнате, где жила Надя, так что все желающие могли убедиться.

Мы про Нефертити ничего не знаем, кроме того, что она была царица.

Может быть, и у нее был такой же замечательный характер, как у Лиды.

 Новогодние стихи

(продолжение)

Людмила

 Людмила считала, что она способна предсказывать будущее и очень гордилась этой способностью. Иногда ее прогнозы оказывались верными. Не знаю, выходили ли эти удачи за  пределы статистической вероятности. Прогнозы эти всегда были мрачными, произносила их Людмила загробным голосом, пронзительно глядя получателю прогноза в глаза и характерным жестом грозя ему пальцем. Я этой процедуре не подвергался, но со стороны выглядело впечатляюще. Как раз в том, 68 году, на экраны вышла экранизация «Вия», и Валерка, автор посвящения, явно смотрел этот фильм.

 

В обличье ангельском ведьма-Кассандра,

Взглядом ужасным нам душу сквозит,

Во сны к нам приходит нежданно-незванно,

Негнущимся пальцем из гроба грозит. 

 Новогодние стихи

(продолжение)

Валерий

Валерка был в нашей компании самый высокий и самый обаятельный и привлекательный. Соответственно, он существенно больше других нравился девушкам. И вообще он был как-то старше нас, хотя все мы были ровесники, так что мы молчаливо признавали его авторитет, которым он, правда, никогда не злоупотреблял. С годами мы постепенно как-то сравнялись, но на первых курсах его «старшинство» сильно ощущалось. Он и женился первым из нас – по-моему, на третьем курсе.

Валерка отличался от нас еще в одном. Мы все были, так сказать, «нигилистами», а он – «славянофилом». Мы дружно любили импрессионистов, а Валерка – русские иконы. Мы читали Вознесенского и Пастернака, а он – Есенина. И т.д.  Религиозным он, правда, не был, в бога верил его младший брат, с которым я время от времени вел диспуты на тему «Есть ли бог». Студенческий брак Валерки продолжался не очень долго, а после развода он от нашей компании отдалился. Мы знали, что он женился второй раз, и как-то несколько неожиданно он позвал нас с Адой в гости. Как выяснилось, вторая жена была его единомышленницей, гости, кроме нас были благообразные и чинные. Звездой приема был Михаил Толстой, который весь вечер вещал что-то.  Гитары, обязательного атрибута наших институтских и послеинститутских сборищ не было, вместо гитариста был виртуоз-балалаечник, популярный, как нам объяснили в соответствующих кругах. И в репертуаре виртуоза были, конечно, не бардовские песни.

Как-то еще в институтские времена мы вышли компанией, в которой был и Валерка, из пивбара на углу Невского и Маяковского. Были мы, понятно, в соответствующем состоянии. На Маяковского вдоль тротуара тянулся чахлый газончик. Было лето, траву скосили. Валерка, выйдя на газон, опустился на колени, поднял два тощие пучка скошенной травы, понюхал и блаженно произнес: «Сено…»

Автор посвященного ему новогоднего стихотворение вспомнил этот случай.

 

Древней песней мне душу не рвите,

Вы простите сермяжный мой нрав.

Постелите мне степь, отойдите,

Пожую засыхающих трав.

 Новогодние стихи

(продолжение)

Андрей

Андрей – первый Галкин муж. Он вошел в нашу компанию как муж, а когда перестал быть мужем – исчез, больше я никогда его не видел. Очень жалели мы, что не получилось у них, и жалели, что не стало в нашей компании Андрея. Большой дружбы у него ни с кем не было, но очень он симпатичный человек был. Тоже тихий, в этом они с Галкой похожи были, но если начинал говорить – было интересно. Он был архитектор, и если его просили, рассказывал об архитектуре. Просили часто, рассказчик он был хороший. И архитектуру знал и любил. Он, к примеру, знал весь Невский. Мы называли наугад номер дома, и он рассказывал историю этого дома – когда и кто построил, характеристика архитектурного стиля, известные жильцы, магазины и фирмы, размещавшиеся в этом доме на протяжении его истории. Сейчас-то это все легко можно найти в интернете, а тогда мы слушали, раскрывши рты.  

Из его архитектурных рассказов запомнилась тот, который был посвящен одной архитектурной достопримечательности, которую помнят только старые ленинградцы вроде меня. Достопримечательность эту снесли в 1965 году. Вот ее фотографии:

Для тех, кто не в курсе, поясню: это общественный туалет.  

Теперь-то подробный рассказ об этом уникальном сооружении можно найти здесь:  https://www.citywalls.ru/house23305.html А мы услышали эту необычную историю от Андрея больше 50 лет назад…

Нас с Андреем объединяли нелюбовь к танцам (и неумение танцевать) и любовь к шахматам. Когда на наших сборищах дело доходило до танцев, мы уходили в пустую комнату (если таковая имелась; иногда сборища происходили в коммуналках) и садились за шахматы. В нашей компании, вопреки известной статистике, девчат было меньше, чем ребят, так что кавалеров хватало и без нас, да мы, не умеющие танцевать, никакой ценности как кавалеры и не представляли. Но наши дамы все равно не могли примириться с таким, как они считали, пренебрежением к их обществу. Так что партии наши чаще всего заканчивались тем, что дамы врывались в комнату, смахивали фигуры с доски и тащили нас танцевать. Приходилось подчиниться. Из-за неумения своего опасались отдавить партнерше ноги.  Чтобы не опозориться, я отработал свою тактику – в танце двигался исключительно назад или, в крайнем случае, вбок. И ни шагу вперед. Так что ноги партнерш были практически в безопасности. Андрей придумал более радикальную тактику. Он просто носил партнерш на руках. Тут уж была полная гарантия безопасности их ног. Был, правда, риск уронить, но такого Андрей не допускал никогда, независимо от количества выпитого. Беда была в другом. Дамы у нас в компании избытком веса не страдали, но Андрей-то был невысок и довольно тщедушен. Из тех, про кого говорят, что у него не телосложение, а теловычитание. Находясь под действием алкогольной анестезии, он исполнял свои танцевальные номера вполне безболезненно, но потом, когда обезболивание проходило, мучился, бывало, радикулитом.

Ему было посвящено в этой связи такое стихотворение:

 

Когда видим мы дам полновесных

На твоих худосочных руках,

Мы страшимся за стан твой прелестный,

В каждом сердце шевелится страх.

 Новогодние стихи

(продолжение)

Галя

Галя, точнее - Галка, так ее все называли. Какой-то очень светлый она была человек. Добрый. У нас была большая компания, по-разному отношения складывались, были настоящие друзья, были отношения по типу «здравствуй и прощай», со встречами только на общих сборах, были даже неприязненные отношения (правда, только один случай помню). Но Галку любили все без исключения.

Всегда она сохраняла оптимизм, хотя судьба у нее была – тяжелее и не придумаешь. Росла без отца, когда ей было 18, мать умерла от рака. Вышла замуж по наказу матери, обещала ей перед смертью, – брак оказался неудачный. Первый муж, Андрей, был хороший человек, но не получилось у них. Вышла замуж второй раз, вроде все хорошо, родила сына, так была счастлива. И почти сразу после родов – рак, операция, химия. Муж ушел – причем к лучшей подруге, окна напротив… И при всем этом оставалась такой же светлой, никогда не видел ее в плохом настроении, никогда не унывала – на людях. Хотя все понимала. Как-то сказала Аде, когда они были вдвоем, что очень хочет дожить до того, как сын в школу пойдет. Димка пошел в школу 1 сентября 1981 года. Галка умерла 4 октября. Ей было 37 лет.

Мы всегда собирались на ее могиле 4 октября и 2 мая – в Галкин день рождения, до самого нашего отъезда. Пили водку, вспоминали…

Галя не училась с нами, в нашей институтской компании вообще была только одна наша соученица – Люда Финошенкова. Она привела в компанию двух своих школьных подруг, Галю и Надю. А Надя – свою институтскую подругу, Лиду. Это и был постоянный женский состав нашей             компании в институтские годы.  

Галка появилась первый раз на втором курсе. Не помню, что это было за сборище, какое-то нетипичное, поскольку пили водку, но без оливье, из закуски были только домашние черные сухари. Водка была «кубанская», самая дешевая и отвратительная. Пришла Люда, а с ней – маленькая, щупленькая, бледненькая девочка с острым носиком - Галя. Сели за стол. Галя молчит. Но глаза живые, видно, что реагирует на происходящее, и что ей вроде бы интересно. Разлили по первой, Галя выпила, закусила сухариком. Потом по второй, по третьей. А Галя сидит, все такая же бледная, даже щеки не порозовели, тихая… Но какая-то своя. Так она и оказалась в нашей компании, и скоро мы все ее любили. Говорила она и потом мало, но всегда по делу и умно.

В том декабре 68 года она оказалась в командировке в Казани. Командировка затянулась, Галка там скучала, писала жалобные письма, которые подписывала «казанская сирота». Ожидалось, что и Новый год придется встречать в Казани. И лишь в последний момент отпустили ее домой, так что об ее участии во встрече Нового года стало известно буквально в последний момент.

Плакатами и стихами занималась инициативная группа. У меня в то время были большие сложности в личной жизни, так что мне было не до того, я в этой работе не участвовал. Но уже когда собрались вечером, выяснилось, что Галка все-таки приедет, так что стихотворение для нее срочно поручили писать мне, и я написал его с ходу, практически экспромтом.

Вспомнил историю нашего знакомства и благополучно завершившуюся историю с командировкой.

 Кто-то в рюмку нальет кубанской,

Кто-то будет играть и петь,

А тебе, сироте казанской,

На работе огнем гореть.