Про стихи

(продолжение)

Киплинг. 

Киплинга я впервые не прочитал, а услышал, еще маленьким. Отец любил читать наизусть «Пыль», и я помню, как меня просто завораживал этот ритм и запомнил странно звучащую фамилию «Киплинг».

И еще я Киплинга увидел - тоже маленьким. У меня был фильмоскоп, и был диафильм «Почему у слона длинный нос». Там, правда, был текст, но совсем чуть-чуть. Диафильмы – это было что-то вроде советских комиксов.

А прочитал я Киплинга в Архангельске, классе во втором или третьем. Сразу в двух источниках. Первый – все те же переводы Маршака, там было несколько стихотворений Киплинга. Но они мне как-то не слишком понравились – кроме, разве, «Баллады о царице Бунди» - очень уж там содержание драматическое. А остальное оставило равнодушным. Сегодня мне кажется, что Киплинг – не поэт Маршака, для интеллигентного Маршака стихи Киплинга слишком грубы и «неуклюжи». Хотя адекватных переводов Киплинга я вообще не знаю. Не подходит для них русский язык, по-моему. Скажем, как перевести адекватно стихотворение «Мандалей», в котором Киплинг воспроизводит фонетически специфическую речь лондонского кокни (такого кокни замечательно показал Джером Джером в книге «Как мы писали роман» - там есть кусок, пародирующий «Джекила и Хайда» Стивенсона)? Как тут быть переводчику – сделать перевод с вологодским «оканьем» или московским «аканьем»? Это будет явное не то.

 А вот другой источник запомнился мне на всю жизнь. Мама взяла для меня в институтской библиотеке «Маугли»  - и я просто заболел этой книгой, перечитывал ее множество раз. Страшно жалел, когда уезжали из Архангельска, и книгу пришлось вернуть в библиотеку.

Помню картинку – я сижу с этой книжкой под обеденным столом и читаю. Почему-то мне очень нравилось читать под столом. И книжку вижу – потрепанный серый картонный переплет, рассыпающиеся страницы, картинки…

Это было издание большого формата, с прекрасными иллюстрациями и, главное, со всеми стихами-песнями. Я просмотрел множество оцифрованных изданий «Книги Джунглей» - и все обнаруженные мною издания советские/российские оказались  без стихов.  Просто понять не могу, как это можно. А того, «архангельского» издания не нашел.

Потом мы вернулись в Ленинград, и я обнаружил на Таврической в книжном шкафу довоенное издание Киплинга – «Ким» и рассказы. Читал, перечитывал, очень нравилось. Очень страшно было перечитывать «Бертран и Бими», наверно, это самая страшная история из прочитанных в детстве.

А к стихам Киплинга я вернулся позднее – и смог прочитать их в оригинале. В 1963 году  в СССР вышла «Антология современной английской и американской поэзии» (на английском, с подробными комментариями, в СССР замечательно издавали книги на английском языке, и купить их в Ленинграде можно было в Доме книги свободно). В этой антологии я нашел для себя массу интересного. Из Киплинга там было три стихотворения – «Пыль» (та самая!), «Мандалей» и «Штормовой сигнал». Только тогда я смог по настоящему оценить «Пыль» (Boots), и впервые восхититься «Мандалей». Позднее я целенаправленно искал «Томлинсона», прочитавши, комментарий Еремея Парнова к строчкам

 

 И Томлинсон взглянул вперед,

потом взглянул назад, –

Был сзади мрак, а впереди –

створки небесных врат.

 

Его от солнца к солнцу вниз

та же рука несла

До пояса Печальных звезд,

близ Адского жерла.

 

Одни, как молоко, белы,

другие красны, как кровь,

Иным от черного греха

не загореться вновь.

 

Парнов написал по этому поводу следующее:

 «Трудно удержаться от соблазна современного, как принято говорить, прочтения смело набросанной поэтом картины мироздания. Ведь бедняга Томлинсон летит не в дантовых сферах, а в нашей, скажем так, релятивистской Вселенной, с ее белыми карликами, красными гигантами и затаившимися во мраке черными дырами. Заброшенный меж раем и адом, он смотрит «вперед», смотрит «назад», улавливая и красное, и белое смещение спектральных линий».

 Мне стало интересно, я нашел где-то «Томлинсона» и прочитал. Очень понравилось независимо от физики, особенно когда удалось прочитать в оригинале…

Самое неожиданное столкновение с Киплингом – «Жестокий романс» Рязанова.

Так странно было услышать в экранизации Александра Островского песню на оригинальные стихи Беллы Ахмадулиной, а уж Киплинг в экранизации Островского – это и вовсе фантастика («Мохнатый шмель» - это ведь «За цыганской звездой» Киплинга). Но песня-то в фильме в итоге вполне на месте. Смелый эксперимент удался.

Короче, так или иначе, но Киплинг сопровождал меня на протяжении всей жизни.

Но самые яркие впечатления все-таки – это когда отец читал мне

 День – ночь – день – ночь –мы идем по Африке…

 И когда я, сидя под столом, читал запомнившееся с тех пор (этот перевод, сколько ни искал, не нашел):

 Джунглей законы нетленны, незыблемы,

Словно небесная твердь.

Благо законопослушному волку,

Доля ослушника смерть.