Хемингуэй и «Прощай, оружие!»

 Написал вчера, что в книге «Сценарии американского кино» был сценарий фильма «Прощай, оружие!» по Хемингуэю. В ту пору Хемингуэй был моим любимым писателем. Дома, на Таврической,  была изданная еще до войны книга с красно-бурым переплетом – «Пятая колонна и первые 39 рассказов», я обнаружил эту книгу, когда вернулись из Архангельска, и прочитал залпом. А в 1959 году вышел черный двухтомник, в котором были «Фиеста» и «Прощай оружие!». Тогда «Фиеста» стала моей любимой книгой, а Хемингуэй – любимым писателем. В комнате у меня появилась обязательная для тогдашнего «определенного круга» фотография Хемингуэя в свитере и с бородой. И роман «Прощай, оружие!» мне тоже  очень понравился, так что, прочитав сценарий, я, естественно, захотел фильм посмотреть. Но это длилось недолго, вскоре я прочитал в выходившей в 60-е книге Эренбурга «Люди, годы, жизнь» о том, как отнесся к этому фильму сам Хемингуэй:

«Хемингуэй молча глядел на киноинсценировку своего романа «Прощай, оружие!». Только когда на экране появились голуби – режиссер хотел показать, что война кончилась, - Хемингуэй встал, сказал «Вот и птички», и вышел из просмотрового зала».

После этого желание посмотреть фильм пропало, тем более, что я посмотрел отвратительную экранизацию «В снегах Килиманджаро».

Да и Хемингуэй в любимых писателях оставался недолго. Ровно до тех пор, пока в СССР, начиная с 60-х, не стали один за другим выходить романы Фолкнера. Я тогда еще не мог знать появившуюся позднее у Аксенова фразу «Хвост мула у Фолкнера дороже всех взорванных мостов Хемингуэя», да и потом она была для меня все же чересчур категоричной. Да, я ставлю Фолкнера гораздо выше Хэмингуэя. Но Хэмингуэй, пусть и не самый любимый, но все равно любимый.  

 (продолжение следует)