Владимир Горницкий

О роли искусства в жизни

Распространенный стереотип – искусство (в первую очередь – литература) может изменить человека. Чуть ли не коренным образом. Я в этом сильно сомневаюсь. Семя даст побеги только в том случае, если попадет в подготовленную почву. То есть если человек готов к изменениям, книга может заставить его задуматься, а размышления могут привести к изменению взглядов (хотя такое происходит редко, чаще человек отвергает с порога то, с чем он не согласен). А из семени, упавшего на камень, и вовсе ничего вырасти не может (если, конечно, камень цельный, и в нем нет трещин).

С моей точки зрения, главное, чему может научить настоящее искусство, - это не верить слепо привычным стереотипам, «подвергать все сомнению». Иначе даже у подготовленного к изменениям человека книга вызовет лишь переход от одного стереотипа к другому.

Я писал в этом блоге, что в юности считал Иисуса одним из двух величайших людей в мировой истории. Вторым был Владимир Ульянов (Ленин). В Ленине я разочаровался достаточно быстро, еще в институте. Так что «Архипелаг ГУЛАГ» стал лишь гвоздем в крышку гроба, к моменту его выхода Ленин и большевизм в целом уже стали для меня несомненным злом (тогда, в 1973, я «Архипелаг» не читал, но довольно большие куски удалось послушать по радио, несмотря на яростные «глушилки»). Разочарование в Христе пришло несколько позднее. Я не могу оценить, в какой степени меня подтолкнул к этому разочарованию один из моих любимых писателей - Курт Воннегут. Я привык думать, что разочарование это было вызвано переосмыслением некоторых мест в Евангелиях, когда я, став старше, вновь и вновь перечитывал их. И только недавно, задумался о том, произошло ли бы это переосмысление, не прочитай я в 25 лет «Бойню номер пять», в которой на меня очень сильное впечатление произвело вот это место:

«…Пришелец из космоса серьезно изучал христианство, чтобы узнать, почему христиане легко становятся жестокими. Он решил, что виной всему неточность евангельских повествований. Он предполагал, что замысел Евангелия был именно в том, чтобы, кроме всего прочего, учить людей быть милосердными даже по отношению к ничтожнейшим из ничтожных.

Но на самом деле Евангелие учило вот чему: прежде чем кого-то убить, проверь как следует, нет ли у него влиятельной родни? Такие дела.

Загвоздка во всех рассказах о Христе, говорит пришелец из космоса, в том, что Христос, с виду такой незаметный, на самом деле был Сыном Самого Могущественного Существа во Вселенной. Читатели это понимали, так что, дойдя до описания распятия, они, естественно, думали... тут Розуотер снова прочел несколько слов вслух:

- "О черт, они же собираются линчевать совсем не того, кого надо".

А эта мысль рождала следующую: значит, есть те, кого надо линчевать. Кто же они? Люди, у которых нет влиятельной родни.

Пришелец из космоса подарил землянам новое Евангелие. В нем Христос действительно был никем и страшно раздражал людей с более влиятельной родней, чем у него. Но он, конечно, и тут говорил все те же чудесные и загадочные слова, какие приводились в прежних евангелиях.

Тогда люди устроили себе развлечение и распяли его на кресте, а крест вкопали в землю. Никаких откликов это дело не вызовет, думали эти линчеватели. То же самое думал и читатель нового Евангелия, потому что ему все время вдалбливали, что Христос был без роду без племени.

И вдруг, прежде чем сирота скончался, разверзлись небеса, загремел гром, засверкала молния. Глас божий раскатился над землей. И бог сказал, что нарекает сироту своим сыном и на веки веков наделяет его всей властью и могуществом сына творца Вселенной. И Господь изрек:

Отныне он покарает страшной карой каждого, кто будет мучить любого бродягу без роду и племени!»

Такой взгляд на Новый завет стал для меня совершенно новым. Возможно, разочарование в Иисусе все равно произошло бы. Но, наверно, медленнее. А может и не случилось бы. Но вот в это верить не хочется, поскольку это опровергает мое утверждение о том, что искусство не может изменить человека.

P.S. К критическому отношению к стереотипам о христианстве (но не о личности Христа) меня подтолкнули, наверно, «Апокрифы» Чапека, которые я прочитал в юности. А привычке сомневаться в любых стереотипах, я, наверно, во многом обязан Бернарду Шоу, пьесы которого полюбил с детства. Примерно в одно время, в 1957 году, я посмотрел в кино «Пигмалион» с Царевым, а по телевизору – спектакль БДТ «Ученик дьявола» с великолепным (запомнился ведь с детства) Копеляном в роли Ричарда Даджена. После этого я засел за чтение толстого тома пьес Шоу, который имелся дома, и потом перечитывал еще много раз. Даже и не знаю, кто так умел выворачивать наизнанку стереотипы (причем без всякого нажима, очень сдержанно), как Шоу.

P.P.S. Хотя, если подумать, то, как я и сказал в самом начале, дело вовсе не в искусстве, поскольку критическому отношению к стереотипам и к действительности в целом меня на самом деле научил отец. А искусство, как всегда, осталось в долгу перед народом, то есть, в данном случае, передо мною.