Написал на днях о том, как заподозрил самого себя в заимствовании у Евгения Винокурова – и вспомнил песню Высоцкого на эту тему: «Муза». (https://www.youtube.com/watch?v=GBy5dI0emYIВ)

В песне, правда, идет речь о прямом заимствовании.

Вот две строки — я гений, прочь сомненья,

Даёшь восторги, лавры и цветы!

Вот две строки:

"Я помню это чудное мгновенье,

Когда передо мной явилась ты"!

А я всего лишь заподозрил себя в "перепеве" темы, да и то необоснованно. 

Перед исполнением песни Высоцкий рассказывает байку о поэте Василии Журавлеве, который напечатал под своим именем в журнале «Октябрь» стихотворение Ахматовой, а когда его спросили, как  это получилось, ответил «Даже и не знаю, они сами как-то просочились». А потом добавил: «Ну, подумаешь, какое дело, пускай она моих хоть два возьмет» (Ахматова в то время была жива). Эту песню и эту историю я услышал давно, на пленке с записью с концерта. Мы тогда решили, что это просто выдуманная Высоцким байка, слишком уж невероятная история, да и про поэта Василия Журавлева никто из нас не слышал. Но некоторое время спустя мы узнали, что это правда, что поэт такой существует, и что по  этому поводу была разоблачительная статья в «Известиях», где потом было опубликовано и письмо Журавлева с объяснением. Журавлев объяснял случившееся тем, что когда-то переписал в записную книжку понравившееся ему стихотворение Ахматовой, а много лет спустя, перебирая старые записные книжки, наткнулся на него, за давностью лет запамятовал эту историю  и принял его за свое, позабытое и опубликовал. Я тогда этому объяснению не поверил. Конечно, можно забыть свое стихотворение, но, не могу представить, что автор не вспомнит его, перечитавши, даже через много лет. Но, с другой стороны, трудно представить себе, чтобы человек совершил подобную глупость сознательно. И вот только сейчас, вспомнив эту историю, я порылся в интернете и нашел очень правдоподобное объяснение, которое дал этой дикой ситуации Михаил Ардов: «Журавлев вел поэтический семинар в Литературном институте, там он покупал у студентов стихи, а потом публиковал их под своим именем. А поскольку он платил молодым поэтам очень мало, то один из них решился отомстить ему — продал ахматовское стихотворение как свое собственное. И Журавлев, ничтоже сумняшеся, его напечатал».

Рад, что написал этот текст, поскольку в итоге обнаружил очень интересные, на мой взгляд, мемуары Михаила Ардова «Легендарная Ордынка», «Вокруг Ордынки» и «Возвращение на Ордынку». Скачал, буду читать.

Пока что просмотрел только «Возвращение на Ордынку», благо там всего 29 страниц. Наткнулся там на совершенно потрясшее меня место:

«Как-то я прочел вслух понравившиеся мне строки из стихотворения Н. Гумилева «Падуанский собор»:

В глухой таверне старого квартала

Сесть на террасе и спросить вина,

Там от воды приморского канала

Совсем зеленой кажется стена.

— Это я ему показала, — проговорила Ахматова, вспомнив их совместную итальянскую поездку».

И я вспомнил почему-то, как были мы в поездке с группой в Париже. Наша дама-гид, которая явно очень любила Париж, и во многом благодаря ей, полюбили его и мы. Дама повела нас в Люксембургский сад. В квартале от него она показала нам дом и окна и сказала: «Здесь жили Ахматова и Модильяни». И рассказала, как они приходили в Люксембургский сад и ходили по дорожкам. Стулья там тогда были платные, и у них не было денег, чтобы взять их. И вот мы вошли в сад, и увидели эти дорожки, и стулья (говорят, такие же)...

 Тот самый дом

Стулья в Люксембургском саду

Возникло какое-то странное чувство причастности… Такое чувство было у меня до того только раз – когда бродил по Михайловскому в 1971. Было лето, но туристов на рассвете еще не было. И был утренний туман над Соротью... Кстати, останавливались в деревне неподалеку; много лет спустя, читая «Заповедник», я сообразил, что это та самая деревня, в которой несколько лет спустя жил Довлатов.  Правда, у нас была хозяйка, а не хозяин.