Вчера мне было очень приятно получить «спасибо» от моих читателей. Это так здорово – занимаешься тем, что тебе нравится, а тебя еще за это благодарят. В связи с этим мне вспомнилась другая история из моей жизни, связанная со «спасибо» в аналогичной ситуации. Правда, там еще и деньги платили. Начну свой рассказ очень издалека, и называться он будет

Как я стал переводчиком

В детстве я занимался английским с преподавателем. Я очень благодарен родителям, которые не стали меня мучить обучением игре на фортепиано при полном отсутствии музыкального слуха, а вместо этого дали мне возможность выучить английский. Занимался я с удовольствием, и в результате язык выучил. Английский мне очень нравился, и я с детства стал читать книги на английском. Одной из первых таких книг, помню, был «Дневник Анны Франк» - еще до того, как он был напечатан в СССР. Когда обучение закончилось с окончанием школы, я старался язык не забывать. Читал книги, благо хорошие книги на английском в СССР издавались, причем издавались хорошо, с комментариями, и купить их в Ленинграде в Доме книги можно было свободно – в отличие от книг на русском. Покупал английские коммунистические газеты, которые продавались в киосках Союзпечати у интуристовских гостиниц. Они хоть и коммунистические были, но несравненно интереснее советских. На работе, когда нечего было делать, старался сохранять активный запас слов – писал по памяти слова на английском – на “a”, на “b” и т.д. Пытался заняться литературным переводом, но быстро понял, что мне это не под силу из-за незнания культурного контекста англоязычных стран. Очень ярко ситуации, связанные с таким незнанием, показаны в романе Акунина «Алтын Талабас». Только у Ника Фандорина языковые сложности возникают в связи не с английским, а с советским культурным контекстом. Но, так или иначе, я сохранил определенный уровень английского, а потом пришел мой час. «Ящик», в котором я работал, заключил где-то в конце 70-х договор о сотрудничестве с родственной французской фирмой Thomson-CSF. Оттуда приезжали к нам, наши ездили туда. При этом если главный специалист по какой-то теме был русский, то ехал русский. А если главным специалистом был еврей, то ехал тоже русский, не главный. Но все-таки соображающий, чисто «блатных» не отправляли. Но главное – французы прислали огромный объем документации на французском и английском языках.  У нас была довольно малочисленная группа переводчиков в отделе научно-технической информации, на каждодневные нужды их хватало, но с этим объемом им было не справиться. Негласная норма выработки для переводчика в СССР составляла 3 страницы за рабочий день, а документации прислали, наверно, тысячи страниц. И руководство стало искать среди сотрудников людей, знающих английский и французский, чтобы использовать их в помощь переводчикам. В лаборатории знали, что я владею английским – я читал на работе опять-таки в свободное время книжки и газеты и всем нашим вечерникам переводил их «тысячи». Так что кто-то где-то кому-то назвал мою фамилию. И меня позвали в ОНТИ и дали для перевода довольно толстую пачку листов. Так началась моя жизнь переводчика с английского. За перевод обещали какую-то добавку к премии, но это было не главное. Главное – я занялся переводом. Это было здорово. Переводил я только дома, после работы и по выходным, неудобно было за как бы отдельное вознаграждение заниматься этим на работе. Взял тогда напрокат пишущую машинку. Опять-таки повезло, что печатать на машинке я умел с малых лет – и тоже благодаря родителям. У мамы хранилось мое адресованное ей письмо, которое я напечатал в четыре года. Наверно, за прокат этой машинки я заплатил больше, чем получил за переводы. Платили какие-то смешные копейки. Но я почувствовал себя переводчиком, понял, что технические тексты я переводить могу. Это было главное.   

(продолжение следует)