Я уже писал, что с младых лет не любил Евтушенко. Из того, что читал, мне нравилось очень немногое. А многое раздражало. В первую очередь, наверно, постоянное самолюбование, которое я ощущал во многих его стихах. 

Но особенно не любил я Евтушенко за два стихотворения. Первое - "Нигилист". Посмотрел сейчас - оно было опубликовано в "Юности" №12 за 60-й год. Тогда, стало быть, я его и прочитал. Поначалу-то оно мне как раз понравилось - как же, Евтушенко "за наших". Я ведь тоже носил тогда узкие брюки и зачитывался "Фиестой" Хемингуэя. Восхищался Пикассо и презирал Герасимова. Правда, я находился в более выгодном положении по сравнению с погибшим нигилистом: мои родители меня в моих вкусах поощряли. 

Так что, прочитавши это стихотворение, я прибежал к маме и прочитал и ей - вслух. Думал, что и ей понравится. Мама выслушала (она тоже сильно не любила Евтушенко) и задала мне примерно такой вопрос: "То есть нужно героически умереть, чтобы посмертно получить моральное право носить узкие брюки, читать Хемингуэя и любить Пикассо?". Поразмыслив, я пришел к выводу, что мама права. 

Вот это стихотворение.       

Носил он брюки узкие,

Читал Хемингуэя.
"Вкусы, брат, нерусские..." - 
Внушал отец, мрачнея.

Спорил он горласто,
Споров не пугался.
Низвергал Герасимова,
Утверждал Пикассо.

Огорчал он родственников,
Честных производственников,
Вечно споря с ними,
Вкусами такими.

Поучали родственники:
"За модой не гонись".
Сокрушались родственники:
"Наш-то - нигилист".

На север с биофаковцами
Уехал он на лето.
У парня биография
Оборвалась нелепо.

Могила есть простая
Среди гранитных глыб.
Товарища спасая,
"Нигилист" погиб.

Его дневник прочёл я.
Он светел был и чист.
Не понял я: при чём тут
Прозванье "нигилист".

А другое стихотворение я не полюбил уже вполне самостоятельно. Написано оно в 1956 году, но я прочитал его несколько лет спустя, когда уже успел полюбить джаз.

А что поют артисты джазовые
в интимном,
в собственном кругу
тугие бабочки развязывая?
Я это рассказать могу.

Я был в компании джазистов,
лихих, похожих на джигитов.
В тот бурный вечер первомайский
я пил с гитарою гавайской
и с черноусеньким,
удаленьким,
в брючишках узеньких
ударником…

Ребята были как ребята.
Одеты были небогато,
зато изысканно и стильно
и в общем выглядели сильно…

И вдруг,
и вдруг они запели,
как будто чем-то их задели,—
ямщицкую
тягучую,
текучую-текучую…

О чем они в тот вечер пели?
Что и могли, да не сумели,
но что нисколько не забыли
того, что знали и любили.

«Ты, товарищ мой,
не попомни зла.
Здесь, в степи глухой,
схорони меня…»

В принципе я вполне допускаю, что джазисты могли петь русские песни. Народные темы вполне приняты были в советском джазе в ту пору. Так что сама ситуация сомнений не вызывала. Но вот строчка

 "Что и могли, да не сумели"

сильно резанула глаза. Это что же, джазисты стали играть джаз, который не мог принести ни особых денег, ни зарубежных гастролей, ничего, кроме неприятностей (стишок "Сегодня ты играешь джаз,/А завтра родину продашь" не на пустом месте возник же, он вполне отражает отношение к джазу в советском обществе - не запрещено, но и очень не поощряется) не из-за любви к ждазу, а лишь потому, что их недостаток профессионализма или за пятый пункт не взяли в оркестр народных инструментов имени Андреева?

Постоянное, не только здесь ощутимое, желание Евтушенко быть хорошим и у "наших", и у "ваших" вполне чувствовалось в течение всего периода его советской жизни. Конечно, не мне, и вовсе молчавшему в тряпочку всю эту жизнь, осуждать автора "Бабьего Яра". Я и не осуждаю. Но стихи не люблю. 

P.S. Когда готовил этот текст, наткнулся на любопытное высказывание об Евтушенко, которое вполне соответствует моим ощущениям. Но здесь у автора есть больше права судить: 

 "Андрей Тарковский, прочитав «Казанский университет» Евтушенко, в своих дневниках писал:

Случайно прочёл… Какая бездарь! Оторопь берёт. Мещанский Авангард <…> Жалкий какой-то Женя. Кокетка <…> В квартире у него все стены завешаны скверными картинами. Буржуй. И очень хочет, чтобы его любили. И Хрущев, и Брежнев, и девушки…"

 

P.P.S. Я посмотрел несколько страничек со стихотворением Евтушенко о джазистах. Во всех меня удивляют строчки (пунктуация тоже везде одинаковая)

"но что нисколько не забыли
того, что знали и любили".

Не возьму в толк - кого "того"?

Мне эти строчки запомнились по-другому, причем мой вариант мне кажется осмысленным, в отличие от интернетовского:

"но что нисколько не забыли
и что по-прежнему любили".