Сегодня на сайте 9-го канала появилось интереснейшее, на мой взгляд, интервью.

Чтобы не затруднять читателей поиском, воспроизведу это интервью здесь.

Не знаю, насколько объективен Тимор Давид. Не уверен, что он стал своим среди чужих, но что он чужой среди своих - это очевидно. Можно ли от человека в его положении ждать объективности? Не знаю. Хотя по моим умозрительным представлениям (я никогда не общался с арабами, кроме тех, которые ставили нам забор - тогда я лишь, понял, почему в Израиле халтурную работу называют "авода арави" - "арабская работа", хотя один случай - не показатель; у нас в поликлинике есть медсестра-арабка, так она работает гораздо лучше своих еврейских коллег) то, что он говорит, соответствует действительности.   

Приношу извинения за неудобства при чтении. Ничего не смог поделать, так получилось после копирования статьи в блог. 

ото: Архив

Интервью

Тимор Давид: "Вы не понимаете, как устроены арабы"

АВТОР:

Майя Гельфанд 

,

 

журналист

 

I

 

11 февраля 2025

 

05:00

Когда мы начинаем разговор с Тимором Давидом Аклином, на дежурное "как дела?" он неожиданно отвечает: "все плохо".
- Почему? – встревоженно спрашиваю я.
- Вот, посмотри на эти ролики из Газы. ХАМАС празднует победу. Для них освобождение заложников и то, что они остаются во власти – это безусловная победа и позорное поражение Израиля. Так ХАМАС воспринимает ситуацию, несмотря на все разрушения и смерти. Если он переживет эту войну – он победит. Не имеет значения, сколько ударов мы нанесем по ХАМАСу, сколько жертв понесут жители Газы. До тех пор, пока он жив, он празднует победу.

Тимор Давид родился в Яффо под именем Тамер – в переводе, финик (на иврите – тамар). Детство его нельзя назвать счастливым. Родители его развелись, и он долгое время скитался по домам родственников. А их было много: четырнадцать братьев и сестер со стороны мамы и семеро – со стороны папы.

Его семья принадлежала к известному в Яффо криминальному клану, поэтому Тимор с самого маленького возраста привык к насилию. Жестокость, агрессия, издевательства, грубость и беззаконие – это та атмосфера, которая его окружала с детства. В арабском обществе дети, по словам Тимора, никакой ценности не представляют. Поэтому их эксплуатация – это обычное дело.

- Мои первые воспоминания связаны с болью. Да и весь мой детский опыт – это одна сплошная травма, – вспоминает Тимор. – Моя мать меня не растила. Я рос в нездоровой обстановке, в атмосфере надлома и боли, меня вышвыривали из одного дома в другой, поэтому моя личная трагедия повлияла на мою гражданскую позицию.

Будучи ребенком, он даже служил посыльным, перенося известия или передачи. Он привык к тому, что жизнь полна опасностей, он научился выживать и быть готовым к любым неожиданностям.

- Одно из самых травмирующих событий в моей жизни – это взрыв на дискотеке Дельфинариум. Мы с детьми играли в прятки неподалеку, а взрослые в это время жарили шашлыки. Я помню ужасный взрыв, крики, сирены скорой помощи, людей, разбегающихся в панике. Этот кошмар до сих пор преследует меня.

В арабской среде, рассказывает Тимор, ненависть к евреям – обычное явление. Это лейтмотив, который сопровождает их всю жизнь. "Наш мир делился на "хороших" и "плохих". Хорошими были арабы, евреи всегда занимали сторону "плохих". В отличие от друзов, которые умеют приспосабливаться к любой власти и к любой среде, арабы никогда не смешиваются с местным обществом и не признают местные власти. Арабы уверены, что окружающий мир должен им подчиняться, а не наоборот. Однажды, лет двадцать назад, мой дядя сказал мне: "Придет день, и мы завладеем Европой, даже не начав воевать". Это то, что в итоге происходит.

- Мне кажется, вы не понимаете, как устроены арабы. Вы думаете, что с ними можно договориться, их можно купить или запугать. Вам так только кажется, – объясняет Тимор. – Вы не понимаете их культуру, их язык и их менталитет. Все арабы мечтают о том дне, когда выгонят евреев с этой земли и займут ее полностью. Никакие компромиссы, никакие "два государства" их не устраивают. Им нужна вся земля.

Все арабы ненавидят евреев, но подавляющее большинство делают это тихо. И только экстремисты берут в руки оружие и идут убивать. В Газе большинство жителей салафиты, то есть исповедующие радикальный ислам. Они мечтают о том, чтобы вернуть ислам в "первоначальное" состояние, то есть в тот вид, в котором он был во времена пророка. Они более агрессивные, более жестокие, их конечная цель – мировой джихад.

В Рамалле живут более "умеренные" арабы. Им нравится пользоваться всеми благами западной цивилизации, жить в роскоши и носить европейский костюм. При этом если газоваты не скрывают своих намерений и идут убивать евреев, то в автономии действуют хитрее. Они пытаются давить на Израиль на международной арене, использовать юридическую систему, они проникают в Конгресс и Сенат США и организации, связанные с ООН. Они пытаются делигитимизировать Израиль в СМИ, создать образ оккупанта и убийцы невинных детей. У вас не должно быть сомнений: и те, и другие, преследуют одну и ту же цель: уничтожить Израиль.

В семнадцать лет Тимор женился на девушке, наполовину арабке, а наполовину португалке, с которой был знаком еще со школы. Согласно мусульманской традиции, молодым людям запрещено вступать в какие-либо отношения до брака, можно только разговаривать по телефону или общаться в присутствии родителей, за чашкой крепкого кофе с элем.

- Для меня это были первые отношения, – откровенно рассказывает Тимор. – И я понятия не имел о том, что такое брак. Но для нас обоих это был выход, возможность вырваться из дома, побыстрее стать самостоятельными и уехать за границу.

Они поженились по закону шариата, как и многие арабские пары в Израиле. Вскоре родилась дочь, а в двадцать лет Тимор уже был разведенным мужчиной.

- В то время я чувствовал себя бесконечно одиноким, у меня не было дома, я не умел жить в семье, я даже думал о самоубийстве. После развода я решил полностью изменить свою жизнь и уехать из страны. Я отправился сначала в Англию, потом в Португалию, Канаду, Таиланд. Перебивался мелкими заработками: снимал и монтировал видео для туристов. На жизнь мне хватало, а о большем я тогда не задумывался.

То время Тимор вспоминает, как болезненные поиски себя и своего места в жизни. С арабскими родственниками он почти не поддерживал отношения. Но и вечно жить в хижине и питаться лепешками с кокосовым молоком тоже было невозможно. И в 2017 году Тимор принял решение вернуться в Израиль, хотя бы на время. Оказалось, что это решение изменило его жизнь.

- Однажды я шел по улице, и ко мне подошел какой-то человек и попросил зайти в синагогу, чтобы дополнить миньян (необходимое количество участников для совершения богослужения). Им как раз не хватало одного человека. Я понятия не имел о том, что это такое, но зашел из вежливости. Тот человек, видимо, тоже не понял, что я араб. Я помолился с ними, и вдруг почувствовал, что мне в этом месте хорошо. Через какое-то время я был в больнице, ко мне подошел хабадник (представитель хасидского движения ХАБАД) и предложил наложить тфилин. И я согласился.

И так ко мне с разных сторон начали приходить знаки. Мне стало интересно, я потянулся к иудейской вере, стал изучать Тору, читать об истории евреев. И вдруг для меня евреи открылись с другой стороны. За образом врага, которым меня пичкали с детства, я начал разглядывать нечто другое – тысячелетнюю историю, великую силу духа, стремление к познанию мира. Я вдруг понял, что евреи на этой земле – не случайно. И захотел стать частью их.

В течение трех лет Тимор учился на курсах ортодоксального гиюра. "Это было непросто", – вспоминает он. Когда же он благополучно сдал экзамены, то решил взять себе имя Давид – в честь легендарного иудейского царя.

- Я не ожидал, что евреи сразу меня примут в свои ряды. И действительно, долгое время ко мне относились с подозрением, несмотря на то, что я ношу кипу и цицит. Но постепенно отношение ко мне начало меняться. Я знаю, что судьба вела меня к этому решению. Моя миссия – распространять свет, и я считаю, что сделал правильный выбор.

О том, чтобы арабская семья приняла решение Тимора стать евреем, конечно, не было и речи. Его дочь категорически отказалась общаться с отцом, к тому же стала яростной антисемиткой. Остальные близкие тоже отвернулись, решив, что он сошел с ума.

- В мусульманских семьях отсутствует самое важное – любовь и эмпатия, принятие и человечность. В них царит токсичная атмосфера ненависти, – поясняет он. – А в еврейских семьях все наоборот. Посмотрите с какой любовью евреи встречают своих заложников, и с каким цинизмом ХАМАС устраивает "парады освобождения". Мне больно смотреть на то, как эти обезьяны прыгают по машинам, где сидят безоружные девушки, как они заставляют их "благодарить" за гостеприимство. Эту гадину нужно уничтожить.

Седьмого октября Тимор Давид, проснувшись утром и узнав о том, что происходит на юге страны, сел в машину и поехал в сторону Газы. "Тогда я толком не понимал, что делаю. Я просто считал, что должен быть там, чтобы помочь людям". Полицейские остановили его на дороге, велели возвращаться домой, потому что в районах, прилегающих к сектору, шли ожесточенные бои.

- Я видел, как в небе летят вертолеты, я слышал звуки выстрелов где-то вдалеке. Я понял, что идет бойня. Но, к сожалению, мне не дали возможность помочь. В то время, как сжигали людей, расстреливали, уводили в Газу, я стоял в нескольких километрах от этого места и ничего не мог сделать. Это было ужасное чувство.

Как и те немногие арабы, которые поддерживают государство Израиль и войну израильтян против террористических организаций, Тимор Давид крайне негативно отзывается о своих бывших собратьях и не перестает повторять: "вы их не понимаете". Попытки наладить "нормальные" отношения с соседями – это глупость и утопия, считает он. Разрыв между евреями и арабами не просто ценностный, культурный и религиозный. Он – цивилизационный.

- Арабы живут в прошлом и будущем. Они отказываются признавать реальность, в которой существует сильный и процветающий Израиль и лежащая в руинах Газа. Они вспоминают о временах своего величия и верят, что придет день, и они выгонят всех евреев с этой земли. Для них настоящее не имеет ценности. Они живут в выдуманном мире, в своих иллюзиях, и ради них готовы идти на смерть.

В этом они очень похожи на еврейских левых. Я встречал таких людей, они живут и за границей, и в Израиле. Они верят в "справедливость" и "мирное сосуществование". Они совершенно игнорируют реальность, в которой арабы мечтают уничтожить государство Израиль и вырезать всех евреев до последнего. Никакого сосуществования не может быть с точки зрения арабов. Здесь может жить только один народ. И я не исключаю, что однажды они исполнят свою мечту.

Это интервью мы записывали до исторической встречи между президентом Трампом и премьер-министром Нетаньягу. План о переселении жителей Газы и превращения анклава в "ближневосточную Ривьеру" еще не был озвучен.

- Представьте себе, перед вами крокодил. Вы его бьете, он ужимается до размеров ящерицы. Вы его продолжаете бить, он становится маленьким, как гусеница. Это то, что произошло в нынешней войне. Мы не смогли добить ХАМАС. Я надеялся, что это будет последняя война, но пока Хамас остается у власти, войны будут продолжаться. Все ошибки, которые можно было совершить, наше правительство совершило. Оно оставило ХАМАС в живых, а это значит, что пройдет десять лет, и они восстановятся. Они умеют учиться на своих ошибках, в отличие от нас. Мы много говорили о "победе", но мы не понимаем, что такое победа. Единственный способ решить эту проблему – это избавиться от ХАМАС и всех жителей Газы. Нужно устроить им "возвращение в Египет".

Сейчас Тимору Давиду тридцать один год. Он продолжает жить в Яффо, в доме, доставшемся ему от бабушки. Он работает в медийной сфере и пытается донести до мира и израильского общества свое видение ситуации. Он мечтает жениться на еврейской девушке и построить настоящую еврейскую семью.

- Я рос без любви, постоянным изгнанником. И я хочу обрести, наконец, покой и любовь. Для евреев главная ценность – это жизнь. Арабы прославляют смерть. И пока мы видим, что смерть, к сожалению, побеждает: ей нечего терять. Если мы не сможем сейчас преломить ситуацию, это будет означать, что мы вернулись в ту же точку, с которой начали. А это очень опасно. Сейчас наша ситуация даже хуже, чем в начале войны. Мы поверили, что возможен мир.