Мои пиджаки

(продолжение)

Первый пиджак, который я помню, был не совсем пиджак, это была какая-то странная куртка на пуговицах. Подозреваю, что она была пошита из остатков черного плотного материала, который выдавали отцу на строительство шинели. Это было в 8-ом классе. Куртка была очень теплая, в ней было жарко. Я ее очень не любил. А самое яркое воспоминание о ней — поход в театр, куда я, решившись каким-то образом, пригласил девочку, в которую был тогда влюблен. Это была "Оптимистическая трагедия" в Пушкинском театре - с Горбачевым и Лебзак.

Кстати, моя бабушка Женя была большая фанатка Горбачева. Она до пенсии работала бухгалтером в ЛГУ, и там учился Горбачев. Там он и стал известен в городе — после студенческой постановки "Ревизора". А бабушка была еще в кассе взаимопомощи, и очень любила рассказывать, как Горбачев приходил к ней с просьбой о деньгах, и она никогда ему не отказывала.

Может, это и был хороший спектакль, хотя не уверен. Но в 15 лет для похода с девочкой до наступления сексуальной революции даже на Западе он не очень подходил. Так что весь спектакль я потел из-за слишком теплой куртки, а в первом акте — еще дополнительно от смущения из-за происходившего на сцене.

Потом, к окончанию школы, мне купили гэдэровский костюмчик цвета перца с солью. Его я тоже очень не любил, он был какой-то весь узкий, и я в нем напоминал самому себе какого-то диккенсовского клерка, как я их себе представлял. Чтобы как-то компенсировать чувство неполноценности, которое у меня вызывал этот костюмчик, я для выпендрежа носил при нем голубой галстук-бабочку.

Потом, в когда начал учиться в институте, мне купили темнозеленый югославский костюм.  К этому костюму у меня никаких персональных претензий не было, к брюкамя относился просто хорошо, а в моем отношении к пиджаку не было ничего личного — я не любил его просто как представителя класса пиджаков. Пиджак я носил исключительно с белой рубашкой и галстуком, хотя галстуки тоже терпеть не мог. Но в пиджаке без галстука мне виделось что-то пролетарское. При этом галстук завязывать я так и не научился, мне его завязывал отец, а я потом снимал его, не развязывая, чтобы он готов был к употреблению в следующем торжественном случае. Без торжественных случаев я костюм не надевал.