Сегодня, 5 марта, в годовщину смерти тирана, заканчиваю с этой темой. Еще одно детское воспоминание - о том, как восприняли мы, четвероклассники, "разоблачения культа личности", о которых узнавали от взрослых.

 Когда случился ХХ съезд КПСС, зимой 56 г., я учился в 4-ом классе. Доклад Хрущева опубликовали только летом, но население проинформировали о случившемся практически сразу – через партийные собрания и т.д., так что узнали об этом все, в том числе и мы, дети, - из разговоров родителей.

Глубокую любовь к Сталину в нас вдалбливали с дошкольного возраста. Не помню, откуда у меня еще в дошкольные годы появилась книжка стихов о Сталине (во всяком случае, уж не родители ее купили, наверно, подарили идейные гости какие-нибудь, а скорее всего - получил в качестве награды за отличную учебу), из которой мне с той поры запомнилась такая строфа:

Когда выходит он на площадь Красную

И поднимается на Мавзолей,

Земля становится еще прекраснее,

И день становится еще светлей.

Но, видимо, до истинной любви к вождю мы довоспитаться еще не успели, и потому произошедшее разоблачение стало для нас не серьезным потрясением, а скорее какой-то интереснейшей новостью, и, скорее, положительной. Новость эту мы обсуждали на переменах. Помню, как мой одноклассник по фамилии Беспоясов, вытаращив и без того круглые глаза, возбужденно рассказывал, что планы "Десяти сокрушительных сталинских ударов по врагу" (очень популярный в те годы термин из советской военной мифологии) составляли совсем другие люди, а Сталин в конце только подпись ставил.

А одно событие, внешне вполне незначительное, связанное с этим, запомнилось мне на всю жизнь.

Были у нас, как положено, уроки пения. Приходил в класс учитель с баяном. Помню, что даже мне, малолетнему, он всегда казался каким-то невыразительным и безликим. На уроках мы разучивали тексты песен, обычно патриотических, а потом песни эти пели хором под баян.

В пору исторических разоблачений мы как раз разучивали песню, которая начиналась так:

На просторах родины чудесной,

Закаляясь в битвах и труде,

Мы сложили радостную песню

О великом друге и вожде.

(припев)

Сталин наша слава боевая,

Сталин нашей юности полет,

С песнею борясь и побеждая,

Наш народ за Сталиным идет.

К тому дню мы как раз должны были дома выучить этот текст, и учитель вызвал одного из-нас, вполне непримечательного, насколько я помню, чтобы тот зачитал его наизусть.

И одноклассник начал читать, и когда дошел до припева, воспроизвел его, заменив "Сталина" на "Ленина". Я никогда до того не видел, чтобы у человека было такое растерянное и испуганное лицо, как у учителя пения. Да и потом, пожалуй, не видел. Учитель не сказал ни слова, просто сидел, не двигаясь. Деменчук (так звали одноклассника) закончил ответ, постоял немного и сел без команды на место (что было само по себе неслыханной вольностью). Через пару минут учитель пришел в себя и продолжил урок так, будто ничего не произошло.

Как я теперь представляю, большинство взрослых отреагировали примерно так же. Страх, оцепенение и мысль "что же теперь будет". Но это состояние быстро прошло, и люди зажили своей привычной жизнью. Но панический страх перед властью исчез, хотя, конечно, и не насовсем. Во всяком случае, анекдоты о Хрущеве стали вскоре рассказывать открыто, без опаски.