Сейчас и не припомню, видел ли сам или прочитал где-то, но появлялся на "демократических" митингах перед 91 годом плакат "Я - другой, такой страны не знаю". Мне он был очень близок, я прожил с таким ощущением практически всю свою сознательную жизнь. После 91 года я впервые почувствовал, что эта страна - моя. В этой моей стране было страшновато жить, было в ней достаточно отвратительного и уродливого, но это была моя страна, и я верил, что все постепенно наладится. И был достаточно молод, чтобы надеяться увидеть это светлое будущее. Конечно, думать так мне было легче, чем многим, поскольку в новой России я смог устроиться на работу, которой хотел заниматься уже давно, которую я любил, и за которую платили большие по тем временам деньги. И прожил я с этим чувством почти 10 лет, пока мои сограждане не выбрали с энтузиазмом президентом страны рыбьеглазого подполковника из "желез". После этого старое ощущение вернулось, видимо, навсегда. Я снова почувствовал себя "другим". Поэтому отъезд из России стал для меня делом решенным. И семилетняя задержка была вызвана только тем, что не мог оставить родителей одних. А сегодня я слишком стар, чтобы надеяться дожить до той поры, когда Россия станет страной, которую я хотя бы теоретически мог считать своей.   

 

Поток сознания, образовавшийся после новости об одной кадровой перестановке в России

"Алексей Комиссаров назначен и.о. ректора главного государственного вуза, готовящего управленческие кадры (РАНХиГС) после того, как Владимир Мау ушел в отставку, как сообщается, «по собственному желанию в связи с состоянием здоровья».

Летом 2022 года на Мау было заведено уголовное дело о мошенничестве в особо крупном размере, но в октябре дело прекратили, и он продолжил работу".

Но, стало быть, ненадолго продолжил.

Мне захотелось сравнить научные достижения прежнего ректора и его преемника.

И вот что я обнаружил в Википедии:

Владимир Мау: "В 1986 году защитил кандидатскую диссертацию «Развитие теории планомерности социалистической экономики: конец 1930-х — начало 1960-х годов» в аспирантуре Института экономики АН СССР, где одновременно работал научным сотрудником.

В 1993 году защитил докторскую диссертацию о теоретических и идеологических основах экономической политики России в первой четверти XX века.

В 1996 году получил звание профессора.

В 1999 году защитил диссертацию — доктора философии в гренобльском университете имени Пьера Мендеса по специальности "Прикладная экономика". 

Алексей Комиссаров: "В 2011 году защитил кандидатскую диссертацию на тему «Развитие предпринимательства в условиях инновационной экономики» в Российской президентской академии народного хозяйства и государственной службы (РАНХиГС). В 2013 в диссертационной работе были обнаружены заимствования, не оформленные должным образом, вследствие чего Комиссаров отказался от учёной степени".

Никаких сведений о повторной защите кандидатской диссертации и.о ректора я не нашел. Не говоря уже о защите докторской.

В принципе назначение "и.о. ректора главного государственного вуза, готовящего управленческие кадры" человека, уличенного в мошенничестве, можно считать последовательным и принципиальным. Я, конечно, допускаю, что среди подходящих с точки зрения лояльности режиму кадров просто не удалось найти человека с "нормальной" диссертацией, хотя бы кандидатской. Но все-таки даже если списывают диссертации все, не всех же ловят. Так что здесь речь идет о явной демонстрации — именно явный мошенник должен руководить подготовкой управленческих кадров.

Что же, откровенно и решительно.

А дальше я подумал, что в советские времена мне как-то не приходилось слышать о том, чтобы диссертации вульгарно списывали. Дипломы в институтах — да, бывало. Когда я писал диплом, я узнал, что диплом нельзя печатать на машинке, только от руки. Я спросил знакомого преподавателя, чем это вызвано. Тот ответил (причем непохоже было, что шутил), что дипломы зачастую именно списывают, причем перепечатывать диплом отдают машинистке. А от руки пишут самостоятельно — переписчиков даже в то время отыскать, видимо, нелегко было, да и переписать готовый текст все тогда умели, печатать же на машинке — лишь немногие. (Теперь-то ситуация, видимо, изменилась до обратной.) Так что рукописный диплом фактически был гарантией того, что дипломник как минимум ознакомился с текстом своего диплома. 

В итоге я писал диплом от руки. По скорости печатания я намного уступал профессиональным машинисткам, так что в принципе писал быстрее, чем печатал. Но это если писать обычным моим почерком. Сам-то я этот свой почерк свободно разбирал, а вот у всех прочих возникали проблемы. И чтобы написанное мною от руки было общедоступным, мне приходилось очень стараться, я фактически не писал, а рисовал буквы, получалось что-то вроде чертежного шрифта. И в этом случае работа шла гораздо медленнее, чем на машинке. С "чистовиком" диплома деваться было некуда, так что я просидел над ним уйму времени и потратил уйму сил. А вот черновики для предъявления руководителю диплома я печатал на машинке. Он их практически не правил, так что после одобрения черновика я переписывал машинописный текст от руки. Странное было занятие...

Правда, я, честно говоря, не слышал, чтобы кто-то из учившихся на дневном списывал диплом. Во всяком случае, уверен, что у нас на курсе такого не было. А вот для вечерников и заочников, полагаю, это было обычной практикой. Или с дипломов списывали, или все делали руководители дипломов — диплом-то вечерники/заочники делали на работе. Я как-то пришел на защиту заочников (защищался мой друг, который прошел все формы высшего образования и завершал его в качестве заочника). И слышал, как непосредственно перед защитой молодой руководитель диплома растолковывал своей подопечной, что именно изображено на диаграммах, которыми ей предстояло пользоваться во время защиты. Уж не знаю, почему он не сделал этого раньше. То ли у них были другие темы для разговоров, то ли руководитель просачковал и нарисовал диаграммы (или раздобыл их где-то) в последний момент. Девица эта защищалась раньше моего друга, так что я убедился, что защита у нее прошла успешно.

(продолжение следует)

 Сегодня собирал в садике внаклонку, кряхтя, опавшие с апельсина листья и размышлял о своем возрасте. И по какой-то прихотливой ассоциации выскочили в памяти засевшие там с детства строчки Маяковского:

Другим
странам
по̀ сто.
История —
пастью гроба.
А моя
страна —
подросток, —
твори,
выдумывай,
пробуй!

Сперва я попытался сообразить, какие это страны сошли в гроб в столетнем возрасте, что имел в виду Маяковский. Но так и не сообразил. Разве что Югославия и ГДР — но это намного позже. При этом сообразил, как глубоко заблуждался в своих прогнозах Маяковский (в предположении, что он писал искренне). Империя зла, которую Маяковский почему-то решил воспевать, наступив на горло собственной песне (и загубил в результате свой огромный талант) и назвал страной-подростком, не дотянула не только до 100, но даже до 75. Для страны возраст ничтожный, скоро в развитых странах для людей пенсионный возраст такой, наверно, будет...

Немцы при Гитлере замахнулись на тысячелетие, но продержались всего 12 лет. Большевики, конечно, продержались намного дольше нацистов, но они-то претендовали на вечность ("Сплотила навеки великая Русь"). А 12 лет относительно тысячелетия — это бесконечно больше, чем неполные 74 относительно вечности…

 

Сегодня хочу написать об Акунине, но без всякой политики. Просто поделюсь "культурными новостями".

Во-первых, если кто не знает, начался показ нового сериала "Фандорин. Азазель" режиссера Нурбека Эгена. Я из его фильмов мы смотрели только очень неплохие сериалы "Алиби" и "Переговорщик", но вообще-то у него куча призов на международных фестивалях за какие-то неведомые нам фильмы.

Странно, конечно, что в сегодняшней России экранизируют Акунина, тем более, что он даже в титрах упомянут. Странно, но факт.

По запросу "сериал Фандорин Азазель" смотреть выскакивает множество ссылок; не знаю, не заблокированы ли они в России.

Экранизация не совсем обычная — действие происходит в Петрограде в 2023 году в альтернативной России. В этой России большевики не победили, хотя гражданская война, видимо, была (по ходу дела упоминается Белогвардейская улица). Страной правит молодой император Николай III, которому, если судить по первой серии, в сюжете отведено довольно много места. Императора играет Матвеев, а юного Фандорина — Тирон. Эту пару мы полюбили в сериале "Триггер". И здесь нам понравились оба (только у Матвеева ужасный грим). Тирон, конечно, не красавец, хотя и весьма обаятелен, но у него умные глаза — в отличие от бараньих глаз Носкова в первой экранизации Азазели. Сюжет в целом примерно соответствует акунинскому, конечно, с поправками — скажем, гувернантка у Лизы в 2023 году выглядела бы странно даже в царской России… Короче, первую серию мы посмотрели с интересом и, я бы сказал, с удовольствием, будем ждать следующие (по нынешнему обычаю серии сериалов, которые не запускают по телевизору, выходят раз в неделю). Так что ждем следующего четверга.

И еще об Акунине. Проверяя новинки на торрент-сайте kinozal.tv я обнаружил очередную подборку "Весь Борис Акунин". Эта подборка появляется не в первый раз — обновляется по мере появления новых книг. В последней подборке 222 книги, а из новинок — "Адвокат Беса", о котором я уже писал здесь, и "Интеллектуальные анекдоты, собранные и прокомментированные Борисом Акуниным". От этой книжки я получил огромное удовольствие; кое-что знал, конечно, и раньше и с удовольствием вспомнил, а большинство анекдотов для меня оказались новыми.

Очень рекомендую. Если сложно будет найти и скачать — с удовольствием вышлю файлы этих книг.

В заключение — процитирую первые анекдоты, что вспомнились из прочитанного:

Примерная мать — подруге.

Рассказала сыну теорию струн. Пора. Пусть лучше от меня услышит, чем от пацанов во дворе.

Заходит Декарт в бар
Бармен:
— Пиво будете?
— Не думаю - отвечает Декарт и исчезает

 

Школьные годы чудесные…

(продолжение)

Когда я вспоминал первый раз историю с беретом, я закончил ее следующим образом:

"...По молодости я как раз очень старался быть «не как все». В одежде и в мыслях. Моим любимым изречением вскорости (после того, как вышла книга) стал эпиграф к повести Бредбери «451 по Фаренгейту»: «Если тебе дадут линованную бумагу – пиши поперек». Но став старше, я осознал, что это неправильно. Стремиться быть не таким, как все, это тот же конформизм, это то же самое, что быть таким, как все, только с обратным знаком".

 И ситуация с беретом как раз иллюстрирует эту мысль. Я написал, что в фуражке мы все выглядели идиотами. Но штука в том, что в берете я выглядел не лучше. Сам это сознавал, глядя на себя в зеркало. Но зато "не как все". Причем это не было каким-то подростковым самоуничижением, это была вполне объективная оценка. Через несколько лет я узнал, что в пору ношения берета наши девочки в классе за глаза называли меня "Жаконя". Только старые ленинградцы вроде меня помнят, что Жаконя — это персонаж из детских телепередач того времени. Смешная обезьянка в берете.

С головными уборами у меня вообще как-то всегда не складывалось. Когда, став постарше, я примерил отцовскую шляпу, то оказалось, что в ней я выгляжу еще большим идиотом, чем в школьной фуражке и берете. Так что шляпу я носить не стал, тем более, что в этом не было в ту пору ничего оригинального. В шляпах ходила тогда вся интеллигенция, поэтому и возникла известная укоряющая фраза "А еще в шляпе!", которую адресовали тем, чье поведение не соответствовало стандартам поведения интеллигентного человека. Короче, шляпу я не носил никогда. 

Теперь вот, в Израиле, вынужденно хожу в бейсболке, для защиты от здешнего палящего солнца, хотя вид у меня в бейсболке тоже достаточно идиотский. Пожалуй, единственным головным убором, в котором я выглядел более или менее нормально, была кепка. Но кепку я носить не любил из снобизма, считал ее чересчур "народной". Хотя иногда все-таки надевал...

Здесь мне 14 лет. Это за год до перехода на берет. 

 

Школьные годы чудесные...

Я писал, как не любил "экспериментальную среднюю школу №157 при Академии педагогических наук РСФСР". Эта нелюбовь складывалась постепенно, из-за разных случаев и ситуаций.

Про одну такую ситуацию я уже писал:

"В мои школьные годы появилась форменное обмундирование для школьников – по образцу формы царского времени – брюки, гимнастерка с широким ремнем с пряжкой, фуражка.  До этого-то носили у кого что было, а тут появилась обязательная форма.

К гимнастерке нужно было каждый день пришивать свежий белый воротничок. Мама шить всегда ненавидела, так что  пришиванием воротничка занимался я сам. Но форму эту я (как и все мои одноклассники) ненавидел бы и без этой нудной обязанности. Она была неудобная, в конце учебного года в гимнастерке было жарко и потно. И фуражку ненавидели. В ней все мы казались себе идиотами. Поэтому в 8-ом классе я фуражку носить перестал, заменив ее беретом. Наша классная руководительница, заметив это, потребовала, чтобы я одевался по форме. В ту пору уже были опубликованы фотографии новой школьной формы – синие костюмчики, а в качестве  головного убора - именно берет. Когда я вступил в с классной в дискуссию, и, утверждая, что в берете нет ничего предосудительного,  сослался на эту новую форму, классная произнесла фразу, которую я запомнил на всю жизнь: «Вот когда все будут носить, и ты носи. А выделяться – не надо».

Эта фраза на меня тогда очень сильно подействовала. Это была квинтэссенция советского школьного образования — чтобы каждый был как все — и в одежде, и, главное, в мыслях.

Но был еще один случай, годом раньше, в 7-ом классе. На перемене мы с двумя одноклассниками затеяли возню. Не драку, упаси боже, а именно обычную подростковую возню с борьбой. Одноклассники — это был мой друг Алик Сардаров (напишу потом о нем отдельно) и Вовка Старцев. Алик был совсем мелкий, Вовка поздоровее, но я был покрупнее, так что боролся один против двоих. По ходу дела я Алика уложил на пол подсечкой, а потом стал убегать. Старцев погнался за мной, но Алик оказался между нами, и в пылу погони Вовка споткнулся об него. И попал в лицо. Слава богу, ничего страшного не произошло, Алик отделался синяком под глазом, он не обиделся, понимал, что все не нарочно, но произошедшее заметил то-то из учителей. Поднялся большой шум. Уже задним числом, годы спустя, я подумал, что, наверно, учителя испугались, что родители Алика поднимут шум; отец у Алика был генерал. Так или иначе, нас потащили к директору. Директором был Анатолий Павлович Исаев, о нем я тоже еще напишу. И директор допрашивал нас о произошедшем поодиночке. Как следователь. Когда дошла очередь до меня, Исаев сурово спросил, как было дело. Я ответил, что была возня, и в ходе возни кто-то из нас попал Алику ногой в лицо, а кто — я в суматохе и не понял, может, Старцев, может, я. Исаев пытался давить на меня, но я своей версии держался стойко. Знал, что сдавать своих — нельзя. Ничего не добившись, Исаев меня отпустил. Маме после этого из школы пришла открытка, начинавшаяся обращением "Мамаша Горницкая". На маму это произвело сильное впечатление. А разговор с директором — еще более сильное. Мама мне этот разговор пересказала, когда домой вернулась. Директор ей сказал, что, конечно, знает в точности, что произошло. Наверно, Вовка Старцев не стал запираться, не на меня же ему валить было. Но директор сказал, что накажет меня по полной. Не из-за подбитого глаза Сардарова, а потому, что я не дал показания, не выдал товарища. Директор сказал, что это недопустимо, и от таких понятий о жизни надо отучать со всей строгостью. Мама пришла домой в ужасе. Это ведь был 59 год, вроде как разгар хрущевской оттепели, когда старшим, видимо, казалось, что страшное прошлое ушло и не вернется. А оказалось, что оно вроде как и не уходило, просто временное послабление тактическое произошло. Это я все потом понял…

В итоге ничего ужасного не произошло. Нам со Старцевым объявили выговор и снизили оценку за поведение за четверть. Это было, конечно, ЧП, по умолчанию за поведение всегда ставили "5", снижение хотя бы до "четверки" происходило крайне редко, а "тройки" я вообще не помню. Но последствий не было. А Алику объявили просто выговор. Он страшно обиделся. Помню, все повторял: "Ну, вас-то еще можно хоть как-то понять, а меня-то за что?". Возможно, он тоже не те показания давал, мы это не обсуждали…

А мама в ту пору уже не пыталась поддерживать в моих глазах авторитет школы и учителей и говорила все, что думала об этом. Незадолго до этого случая мама пришла с родительского собрания, на котором наша тогдашняя классная, исключительно глупая женщина, даже нам, семиклассникам это было понятно, высказала какие-то (не помню уже подробности) дурацкие претензии в мой адрес. Мама стала фальшивым голосом пересказывать мне эти претензии и призывать меня исправиться. Я какое-то время слушал, а потом спросил: "Мама, ты мне это все из педагогических соображений говоришь?" Мама сперва опешила, потом засмеялась, и больше никогда не внушала мне, что учителя правы по определению. Если считала, что в конкретном случае они правы, а я нет, то так и говорила, такое тоже бывало. Но принцип "начальство (в школьные годы — учителя) всегда право" мне дома не внушали как минимум с 7 класса...

 

По следам Нового года

Часто приходится читать (а еще чаще — видеть в кино) про детские страхи. О которых люди и не помнят, которые сидят в подсознании и отравляют людям жизнь, порой толкают их на всякие нехорошие поступки — вплоть до маньячества. Не знаю, что там у меня в подсознании (во всяком случае, маньяком я вроде бы не стал), но один страх, возникший из-за детских впечатлений, — вполне в сознании, и ежегодно отравляет мне жизнь. Я уже писал, как в Архангельске, когда мне было лет 9-10, взрослые в новогоднюю ночь не могли открыть бутылку шампанского.

Повторю этот рассказ.

"...больше всего мне запомнилось, как открывали шампанское перед боем курантов по радио. Пробка вылезать не захотела. Воспользовались штопором – пробка все равно не вылезала. И я помню, как двое самых здоровых мужчин в компании воевали с этой пробкой – один держал ручку штопора, а второй – бутылку и тянули в разные стороны изо всех сил. Остальные толпились вокруг и подбадривали. В конце концов, пробка вылетела, практически все шампанское вылетело вслед за ней, облив болельщиков. Что не попало на людей – осталось на стене, пятна на обоях так и сохранились в память об этой новогодней ночи".

Тогда все это было смешно, но аукнулось впоследствии, когда мы с Адой зажили самостоятельной жизнью, и открыванием шампанского стал заниматься я. И с тех пор, когда приближается полночь, каждый год о мной происходит что-то вроде панической атаки. Я боюсь, что не смогу открыть шампанское, что опозорюсь. Уже столько лет я этим занимаюсь, а страх остается. Я понимаю, что это глупо. За все эти долгие годы не было ни одной осечки, да если и случится, тоже невелика беда, слава богу, в доме всегда есть, что выпить, кроме шампанского. Но, с другой стороны, что же это за Новый год без шампанского.

Так или иначе, за пять минут до Нового года я беру из холодильника бутылку чуть ли не трясущимися руками. Потом все заканчивается благополучно, открываю, с хлопком, но без струю из горлышка, так что не проливается ни капли, и все хорошо. До следующего Нового года (слава богу, у нас в семье шампанское никто не любит, так что пьем мы его исключительно в Новый год — чисто ритуально). Но в Израиле в Новый год стресс происходит дважды. Здесь в новогодный вечер к нам традиционно приходят адина сестра Рая с мужем Семой. До Нового года они не досиживают, но шампанское и для них обязательный новогодний ритуал, так что одну бутылку мы распиваем с ними, а вторую открываем, как положено, без одной минуты двенадцать. Совместная бутылка — повод для особенно сильных волнений, поскольку возникает риск публичного позора. Ада-то не будет смеяться, а еще и утешит, если что...

Вторую бутылку мы с Адой в новогоднюю ночь не осиливаем, так что есть еще одна традиция. Утром 1 января я завтракаю салатом оливье, запивая его шампанским. Обычно-то я с утра не пью (с детства из книжек усвоил, что пить до обеда — дурной тон, а потребности в опохмелке у меня нет). Но здесь — поступаюсь принципами. Кстати, оливье на Новый год всегда готовлю я. Это тоже семейная традиция. Не хочу хвастаться, но получается замечательно. И мне нравится, и остальные, кто попробуют, хвалят. Верю, что не из вежливости.