Я не знаю, что читают сегодня в России, читает ли вообще молодежь книги. Хотя не слышно про кризис в книгопечатании, чтобы закрывались издательства, книжные магазины, которые появились во множестве, еще когда я был в России. Значит, все-таки, видимо, читают. Вопрос — что читают. Не могу говорить про других, особенно, понятно, про молодежь. Могу судить по себе. Так вот, меня сегодня практически не интересует советская литература. Сейчас мне в целом больше хочется перечитывать старое, чем читать новое. В старости плохо воспринимаешь новое, никуда не денешься. Так вот советскую литературу перечитывать не хочется. Кое-что, конечно, осталось. Если подумать, назову Стругацких, Аксенова. Хотя Аксенов все-таки не вполне советский, уехал… Довлатов — но он уж совсем не советский, поскольку в советское время и не печатался. Из поэтов, которых любил когда-то, остался только Бродский. Тоже "не советский". Ну, вот хочу еще "Хулио Хуренито" перечитать, Кановича (хотя очень уж тяжелое чтение, тоже не люблю на старости лет). И все, пожалуй. Не густо за 74 года для страны, в которой 19 век и начало 20-го — до октябрьской катастрофы — были невероятно плодотворны, когда практически вдруг, с конца 18 века — в России практически на пустом месте возникла литература мирового уровня и продолжала существовать вплоть до 17 года. Единственное, с чем можно сравнить этот прорыв — с литературой США, которая появилась даже чуть позже — и тут же, практически мгновенно (если смотреть в исторической перспективе) — вышла на мировой уровень. Но американская литература оставалась на этом уровне на протяжении всего 20 века. Видимо, потому, что в США не было "пролетарской" революции с установлением диктатуры "пролетариата". Большевики не просто убили десятки миллионов людей, они убили искусство. Во всяком случае, литературу. Таланты-то не перестали рождаться, но были загублены. Причем не так уж много русских писателей большевики убили физически. Из широко известных вспоминаются два имени - Гумилев и Бабель. Остальных они убили духовно, загубили, искалечили таланты страхом и неизбежной ложью. Оставили после себя пустыню, в которой пробивались какие-то ростки, но неизбежно чахли и увядали. Или, по крайней мере, не давали урожая, который могли бы дать в иных обстоятельствах. У когда-то страшно мною любимого Вознесенского есть "Плач по двум нерожденным поэмам". Как раз об этом.