Французский шансон

(продолжение)

Итак, я люблю французский шансон.

Но этим не ограничивается моя любовь к французской музыке. Были во Франции еще два замечательных джазовых скрипача — Джанго Рейнхард и Стефан Грапелли, я люблю их слушать. А "Болеро" Равеля — самое волнующее меня произведение из "классического" репертуара (правда, здесь мои познания крайне скудны) — с тех пор, как побывал в 9-ом классе в Малом театре оперы и балета на спектакле из двух одноактных балетов на музыку Равеля. На меня тогда музыка огромное впечатление произвела, и даже балет понравился — единственный раз в жизни (правда, и здесь у меня весьма скудный опыт).

Был во Франции и прекрасный рок-певец — Джонни Холидей. Он и в кино снимался — мы недавно посмотрели фильм "12 мгновений любви", снятый в 2017 году — в год смерти Холидея. Он там с явным удовольствием играет проходимца, который, пользуясь внешним сходством, выдает себя в провинциальных городках за настоящего Джонни Холидея.

А с французских импрессионистов началась моя любовь к живописи (что среди них были и постимпрессионисты я узнал позднее, из второго тома интереснейшего двухтомника Ревалда — "История импрессионизма" и "Постимпрессионизм". До этого я и слова такого не знал "постимпрессионизм".

Побывать во Франции не мечтал даже, видел Париж в фильмах, слушал, как Фрэнк Синатра поет "I love Paris in the summer" (услышав эту песню я с изумлением узнал, что в оригинале поется вовсе не об Уругвае, как я привык думать с детства). В 90-е смотрел фильм "Увидеть Париж и умереть". Тогда поездка за границу стала реальностью, но с Парижем не складывалось. И наконец, в 64 года я увидел Париж и не умер. Мы с Адой поехали уже из Израиля в Париж с группой. И это было замечательно. Я увидел город, в котором хотел бы жить. Правда, предпочел бы, как в фильме Вуди Аллена "Полночь в Париже" в 20-х годах. Или хотя бы в 50-х. Все равно и в современном Париже с кондиционерами, к которым я привык в Израиле, напряженка. Это было просто счастье. Взаправду увидеть развалы букинистов на Сене рядом с музеем Орсэ, в котором просто побывать, даже если на картины не смотреть, все равно удивительно. Сейчас это несложно, можно побывать в музее виртуально, но "вживую" — это было потрясающе. Тем более нам повезло, и в это время в музее была выставка графики Макса Эрнста, работы которого использованы для иллюстраций на обложке захаровского издания романов Акунина. И музей Оранжери, в котором оказываешься как бы посреди пруда в Живерни — по всему периметру круглого зала вмсят огромные картины Моне с этим прудом, а ты стоишь в середине, и балдеешь. Мешают только бесконечные японские туристы, которым необходимо сфоткаться, стоя у самой стены. Лувр такого впечатления не произвел. Помню, поразился, когда израильские адины родственники, приехав к нам в 91 году в Ленинград и побывав в Эрмитаже, были поражены и сказали, что это больше впечатляет, чем любой другой музей мира, а они поездили по миру... Я тогда решил, что это они из вежливости, но, побывав в Лувре, убедился, что они не кривили душой. Тем более, что в мое время в Эрмитаже не было таких толп, как в Лувре (не знаю, как сейчас). Так что Лувр меня не поразил (отметился, конечно, у "Джоконды", но как-то не проникся важностью момента). А вот Оранжери и Орсэ — это было замечательно.